– Выходной? – спросила Галя. – На речку?
– Читайте сами, – резко ответила Нина, вручила записку Гале и подошла к умывальнику. Ведро было пустым. «Значит, Сашка точно не вернулся», – подумала она и сказала:
– Воды нет, я принесу.
Нина взяла коромысло и пошла на улицу.
«Ну хорошо, положим, ушла на речку. Чего ей там делать? Бельё полоскать? Бельё мы с Галькой сами полощем. Зачем тогда? И выходной взяла… Она вообще брала когда-нибудь выходной? Что-то не припомню… А-а-а-а, может, она к хахалю пошла? К этому, вчерашнему? Почему на речку? Ну не знаю, купаться, может, будут… Фу, гадость», – размышляла Нина, оглядывая двор и огород.
Сашки нигде не было видно. Она повернула за угол дома, подошла к колодцу. Вытоптанная земля вокруг была сухой. Брат всегда обливался водой тут же, прямо из ведра. Сначала обольётся, потом натаскает воды на целый день, потом зарядку свою сделает, а затем уже займётся садом. Она огляделась. Яблони, гордость их сада-огорода, были будто из сказки: ровненько побелённые стволы, начинавшие набирать вес ветки – с новыми подпорками.
«Лишь бы с ним ничего не случилось. А то ведь и избить могут. Он силён-то, силён, а вот если несколько нападут на одного… У нас тут запросто».
Она открыла крышку колодца и сбросила бадью в воду. Хвост журавля24 взметнулся в синее безоблачное небо, Нина услышала плеск воды.
«Надо Сашку отыскать. Куда он мог пойти ночью? Да ещё и босиком?» – размышляла Нина, повиснув всем своим хилым телом на жерди.
Бадья показалась над колодцем.
«Тяжёлая, зараза. Надо поменьше черпать, а то не донесу же», – думала она, переливая воду в ведро.
Нина закинула бадью в колодец снова и в этот раз сначала следила, как набирается вода, а потом опять повисла на жерди.
«Ну, самое страшное – если прицепился к поезду и укатил куда-нибудь. Тогда мне его не найти. Сколько у нас таких пацанов убёгло? Каждое лето сбегают. Никогда не возвращаются. Кто знает, что там, за станцией? Почему они не возвращаются? Погибают? Или, наоборот, там жизнь лучше?»
Нина подцепила вёдра на коромысло и, шатаясь, пошла к дому. Вода расплёскивалась, падая холодными крупными каплями на ноги.
«Надо хотя бы село обыскать. Ну переночевать можно где угодно, хоть в гумне, хоть в сарае любого дружка его. По сараям долго прятаться не будет, нужна будет обувка. Воровать не станет, вернётся или попросит дружка какого-нибудь к нам сгонять. Значит, надо ждать дома. Поговорить с ним. Куда ещё он может пойти? К отцу? Это навряд ли. Хотя можно проверить. Отправлю Гальку с Тишкой, пусть сходят, разузнают. А если нет? Ну и тяжесть… как он таскает их без коромысла?»
Она остановилась посреди тропинки, выплеснула немного воды из каждого ведра и посмотрела на Сашкину берёзу.
Как-то раз в прошлом году, когда уже стояли холодные октябрьские дни, также, в воскресенье, Нина проснулась рано, часов пять было, и вышла во двор. Сашка стоял около берёзы. Нина тогда впервые заметила, что к стволу дерева верёвкой была примотана доска. Брат, босиком, в одних в штанах, отрабатывал удары. Он размахивался и со всей силы бил по обмотке. Дерево сотрясалось, роняло жёлтые листья, а он молотил снова и снова. На костяшках его кулака скоро показалась кровь, но он, не обращая внимания, продолжал бить. Когда кровь отпечаталась на верёвках, он посмотрел на разбитые пальцы, со злостью плюнул на землю и начал бить по обмотке левой рукой. Его жилистые, мускулистые плечи и спина двигались как поршни паровоза: без сбоев, чётко, ни секунды на передых между ударами. И было в этих ударах кроме силы ещё что-то, от чего Нине тогда стало не по себе. Какое-то страшное остервенение, будто он пытался разрушить не берёзу, а себя.
