– Стало быть, жертва, – наконец нарушил он повисшее молчание, – под номером?..
– Семь, – сипло ответил подчинённый, сверившись с громадным блокнотом. – Так же, как и в прошлых случаях, обе кисти отрублены. Причём, крайне неаккуратно. Обнаружены неподалёку в зубах у собаки, принадлежащей…
– Тем же гражданам, что и раньше, – перебил его Мещанинов. – А у преступника, кажется, какой-то пунктик на этой псине. Или на её хозяевах. Мы их уже исключили?
– Мы их уже исключили, – эхом отозвался Воронов. – Во время случая под номером… – он послюнявил палец и отлистал пять листов назад, – под номером три хозяева собаки находились в отделении милиции в качестве задержанных по жалобе… Что за почерк? – возмутился он. – А-а-а, по жалобе гражданки Тришкиной И.И. на злостное нарушение тишины в ночное время. А значит, никак не могли совершить убийство, почти идентичное номерам один и два.
– Напомни, это ведь та самая Тришкина, которая нашла первую кисть? – присутствие посторонних помешало Мещанинову упомянуть известное выражение про шило.
– Та самая. И она же добилась возбуждения уголовного дела. Кисть к тому времени была полностью обглоданной, а тело еще не обнаружили. Поэтому вначале…
– Да-да, спасибо, что напомнил! Ведь согласно утверждению Прокопенко, обглоданная человеческая кисть ещё не означает убийства. Он предложил Тришкиной подождать пару дней, не объявится ли безрукий! – капитана передёрнуло. – Ты хоть представляешь, как меня за это отодрали, когда до начальства дошло? Чёрт бы его побрал!
Во всяком коллективе есть свой аутсайдер. В их отделе это был болезненный вегетарианец Лёша Прокопенко. В рабочее время он изучал журналы о здоровье и питался по расписанию – полезной домашней едой. На службу времени не оставалось. Пять лет назад Лёшу пристроили по протекции кого-то сверху да так и забыли. Докладные записки и жалобы на вопиющую некомпетентность, казалось, пропадали бесследно, и он так и оставался в одной и той же должности все эти годы.
Лёша Прокопенко раздражал всех без исключения и тем объединял коллектив. Почти все сотрудники спали и видели, как его, наконец, переведут в другой отдел. Все, кроме Воронова. Тот опасался, что в отсутствии Прокопенки может сам занять место изгоя, хоть и по другим причинам. Он был первоклассным специалистом, но слишком часто позволял себе пропускать процедуры, замедляющие расследование. Вкупе с его привычкой говорить людям всё, что он о них думает, это создавало взрывоопасный коктейль и мешало карьерному росту.
Лейтенант вспомнил о шаурме, которую с раннего утра таскал в кармане куртки. Он достал свёрток, аккуратно развернул и откусил большущий кусок.
– Фу! – скривился капитан. – И как ты это ешь?
Воронов не отвечал, и Мещанинов вернулся к повестке дня:
– А всё это подводит нас к самой главной проблеме. Придётся отпустить последнего подозреваемого. И надо бы сделать это без лишней огласки, чтобы его не пришли линчевать.
Воронов промолчал. Всё действительно выходит хуже некуда. Уже который раз они берут след, арестовывают подозреваемого… И всякий раз есть хорошие косвенные доказательства, на которых можно построить обвинение. Но тут происходит новое убийство, похожее, как две капли воды.
– Как будто кто-то специально над нами издевается!
– А мне его жалко было. Я даже немного обрадовался, когда новый труп нашли, – Воронов осёкся, поняв, что его слова звучат диковато. – Ну в смысле, это же значит, что мистер Факин ни при чём, и его можно отпустить.
