Они вошли в туман. Сумерки сгущались. И если бы это были одни сумерки или один туман! Но здесь было все вместе: и сумерки, и туман, и грязная вонючая дорога, все это стократно усиливало друг друга и давило со всех сторон, страх становился невыносимым, злость уже оставалась только совсем снаружи, а везде внутри был кошмар! Хотелось закрыть руками уши, чтобы не слышать этой туманной тишины, предательски поглощающей все звуки, хотелось плотно зажмурить глаза, чтобы не видеть этих белых клубов, перемешанных с темнотой и скрывающих все, что хотело бы скрыться. Он шел впереди так быстро, как только мог, Принцесса едва поспевала следом. Поначалу он еще оглядывался, и если она отставала, огромным усилием воли укорачивал шаг. Но наступило время, когда страх полностью захватил его, и все, что он мог – это удерживать себя от самого позорного бегства. Где-то сзади Принцесса едва поспевала за ним, а он боялся обернуться и увидеть вместо нее довольно ухмыляющуюся морду огромного Урода и поэтому не оборачивался. Он топал изо всех сил, но дорога и туман казались бесконечными: ничего не менялось, все те же булыжники, о которые то и дело спотыкались его ноги, все те же выбоины, в которых ослабевшие ноги то и дело подворачивались, все тот же туман, скрывающий все вокруг, все тот же ужас, переполняющий душу. Он думал, что не может долго такое чувствовать, что-то должно произойти, что-то должно перемениться, потому что он не мог уже выносить продолжения! Даже минуты такой дороги он не перенесет больше! Ужас переполнял все его существо, корежил тело и выламывал голову из плеч. Он шел дальше, но «идти» – было теперь совершенно не естественное для него положение. Повинуясь чувствам, естественно было бы кататься по земле, сучить ножками и заливисто орать, зажмурив глаза и закрыв уши, но он шел и был в состоянии заставить себя идти дальше только потому, что шел уже давно и переставлял ноги по привычке. Остановись он лишь на секунду или позволь себе повалиться на обочину дороги – больше с нее он бы не поднялся. Зная это, он шел и шел, его ноги топали и топали, раз за разом повторяя одни и те же движения и одни и те же напряжения мускулов, которых сознание его давно уже не замечало.
Они шли еще долго, и ничего не происходило. Дорога пошла в горку, туман начал уже редеть, казалось, должна была вернуться надежда на то, что их путь закончится благополучно и, наконец, случится то, что является заветной мечтою каждого. Но надежда не торопилась стать действительностью. Или не успевала…
* * *
Когда сзади появились явно запоздавшие Уроды, можно было бы ускорить шаг, побежать из тумана, но он покорно остановился и стал ждать. Он даже сделал несколько шагов назад, подчиняясь громкому реву Уродов, изо всех сил горланивших и перекашивающих свои и без того страшные рожи. Они пытались нагонять жуть только потому, что больше им ничего не оставалось. Они уже опоздали, и добыча была почти недосягаема, оставалось только для вида поорать и помахать своими здоровенными дубинами, дабы сохранить остатки своего уродского достоинства, а он… подчинился им, как безвольная кукла подчиняется кнопке управления, как обученная и вышколенная собака подчиняется команде. Он стоял и ждал. Принцесса кричала, что надо бежать, что спасение близко, но он не слушал ее… Случилось то, что должно было случиться, это был конец его кошмарам, именно тот конец, который и должен был состояться, который он почувствовал уже давно и с которым уже смирился, оттого что не мог больше переносить неизвестности. Надежда могла бы спасти его тогда, но она опоздала, что-то задержало ее в пути, или она не могла найти к нему путь. Принцесса не могла его бросить и последовала за ним в обратную сторону от спасения – ведь это была настоящая Принцесса.
