– А как надо его представлять?
– Видишь ли, слово «вигвам», как и слово «томагавк», настолько широко известно, что нам кажется, будто все индейские хижины назывались именно так. А между тем вигвам – это жилище лесных племён, обитавших на севере и северо-востоке Америки. Это шалаш с каркасом из веток, покрытый корой деревьев или циновками из травы и листьев. Он имеет куполообразную, то есть круглую форму. А те островерхие палатки-конусы, которые, как я полагаю, ты себе воображаешь, называются типи. Они были свойственны племенам Великих Равнин…
Так оно и повелось. Мишка ходил на уроки дважды в неделю, и, если он выполнял домашнее задание без ошибок, Василий Дмитриевич непременно рассказывал удивительные истории: о священных Чёрных Холмах и войне за них, которую вели индейцы с войсками Соединённых Штатов; о великих вождях Ташунка Витко, Татанка Йотанка, Макпийя Лута; о Битве Ста Убитых и битве при Литтл-Бигхорн; он рассказывал легенды и предания индейцев, рассказывал об их мирной жизни, обычаях, традициях, верованиях. Ради этих бесед за чаем Мишка занимался так усердно, что вскоре стал получать за школьные контрольные работы твёрдые четвёрки, а потом и пятёрки.
Однажды, после пятого или шестого урока Василий Дмитриевич спросил:
– Миша, скажи, как ты относишься к собакам?
– Хорошо, – ответил Мишка. – У нас, наверное, была бы своя собака, если бы не мамина аллергия.
– Вот как… Что ж, значит, я могу больше не запирать этого товарища?
Василий Дмитриевич открыл дверь в соседнюю комнату, и оттуда выскочил большой серый пёс. Он радостно повертелся вокруг хозяина и немедленно отправился обнюхивать гостя. Мишка без всякой боязни потрепал зверя по загривку и поинтересовался, как его зовут.
– Его зовут Верный, – ответил Василий Дмитриевич. – Полагаю, вы подружитесь.
Они действительно подружились. Василий Дмитриевич охотно разрешал ученику возиться с собакой, и Мишка полюбил Верного. Пёс тоже по-своему к нему привык, встречал в прихожей, виляя хвостом-колечком, и даже порой слушался, когда Мишка велел ему сидеть или лежать, или просил дать лапу.
Именно с Верного и началась ещё одна удивительная история. Случилось это уже летом, незадолго до Мишкиного одиннадцатого дня рождения.
На окраине города, там, где рукой подать до леса, в одном из маленьких деревянных домов, похожих на деревенские, жила Надежда Фёдоровна. Эта бодрая восьмидесятитрёхлетняя старушка приходилась Мишке и Люде прабабушкой. Все в семье её очень любили, ласково называли «бабулей» и часто навещали. Переезжать из своего домика к детям или внукам она наотрез отказывалась.
Ребята подолгу гостили у бабули Нади каждое лето. Других детей по соседству не было, но брат с сестрой не скучали. Они помогали по дому, катались на велосипедах и играли в прятки в старых полуразрушенных домах, что в общем-то строго запрещалось. Когда приезжали бабушка Катя и дедушка Митя или папа с мамой, они все вместе гуляли в лесу. Ходить туда без взрослых детям также строго-настрого запретили, потому что «не деревня всё ж таки, мало ли кто тута шастает».
Однажды Мишка и Люда играли в «поиск сокровищ». Люда спрятала «сокровище» и оставила брату подсказки, а Мишка их разгадывал, чтобы найти спрятанное. Потом предполагалось поменяться ролями. Игра была в самом разгаре. Мишка решил уже добрую половину Людиных ребусов и вот-вот должен был отыскать клад. Очередная подсказка привела его на чердак одного из ближайших заброшенных домов, давно и тщательно обследованных втайне от взрослых. Мишка знал там все укромные уголки и не сомневался, что «сокровище» окажется запрятанным в старом ящике возле чердачного окна. Уже открывая ящик, Мишка глянул в оконный проём, где давно не было стекла. Окно выходило на узкую улицу, по которой изредка проезжали машины, а собаки на тротуарах встречались чаще, чем люди. Вот и сейчас мимо дома деловито трусила пушистая лайка, и здесь не было бы ничего странного, если бы только эту лайку не звали Верным.
