Город горького шоколада - страница 27

Он ведь частенько у нас бывал. Говорили, что он возвращался с БАМа в Германию и в Минске останавливался. А потом вскоре, в начале 80-х, он… Кто говорит, его утопили, кто говорит, что он сам… В общем, до сих пор всё это так загадочно. Загадочно… Очень загадочно…

Ну, конечно! Дин Рид – это интересно… Это всё…

О! У меня с Велиховым была встреча – вообще чудо!

Что получилось… Я был в командировке: ехал в Минск через Москву.

Мне было нужно на Тверскую (тогда она называлась еще Горького), там почти напротив памятника Юрию Долгорукому – Дом техники. Мне нужно было там визу одну получить, чтобы в Минске мне выдали необходимые агрегаты.

Ага. И вот я открываю дверь Дома техники, а оттуда вываливается (это был апрель 1986 года, за десять дней до взрыва!) Евгений Павлович, в тенниске, такой крепыш, такой шарик… Ага. Я же его знаю, а он-то меня – нет. Я ему, конечно, уступаю, даже по этикету это нужно, потому что надо выходящего выпустить. А он уперся и стоит. Чтобы я прошел. А тут я уперся. И вот мы, как два барана, стоим и смотрим друг на друга. Потом я чую, что он встал насмерть. Я сказал: «Спасибо!» – и прошмыгнул внутрь…

Потом мы с ним только после аварии на ЧАЭС уже там встретились. Правда, общались мы не больно много. Я не та сошка. Но все равно я ездил на выборы, когда его выбирали директором Курчатовского института. Естественно, я белый шар ему добавил, да. Мужик интересный. Очень интересный.

Слушай… Александр… Что я тебе хочу сказать. Ты не ту личность выбрал на эту беседу. Есть у нас такой Сиволап Николай Ефимович. Живет он на Пушкина где-то. Вот. А Горст Отто Фридрихович? А Виктор Федорович Богатырев? Это всё такие строители, знаменитые строители…

Они прямо тут с первых дней.

Да, Господи… У нас же Россия – это кладезь. Кладезь…

«Лауреат… Доктор… – отмахивается наш собеседник. – Все это получалось автоматически, когда страна росла. А все неприятности у меня начались, когда строительство страны прекратилось. Я еще был устремлен куда-то: «Ах, это надо!»

…Да, он просил меня не сосредоточиваться на его персоне, а больше рассказывать об институте, о коллегах, о науке, о конструкторском бюро, о перспективах «Маяка» и ОТИ МИФИ…

Но я не смог выполнить эту просьбу. Во-первых, потому что мне нужно было рассказать именно о нем. А во-вторых, даже если и рассказывать об институте, о коллегах, о науке, о конструкторском бюро, о его работе на «Маяке» и в ОТИ МИФИ, все равно получится рассказ о нашем собеседнике – лауреате Государственной премии, докторе наук, профессоре ОТИ МИФИ Александре Николаевиче КОНОНОВЕ.

Он действительно был восьмым ребенком в семье.

В те годы люди не знали современного девиза демографического кризиса: «Зачем плодить нищету?». Богатство не измерялось «мерседесами», коттеджами и золочеными айпадами. Просто жили, наверное, раньше по любви. И дети от любви рождались. А не от модного ныне «планирования семьи», когда сначала «поживут для себя», а потом захотят «завести ребеночка для себя». Как морскую свинку или хомячка.

Правда, медицина тогда была не на высоте. Что было – то было.

Из восьми детей Кононовых выжило только трое младших.

– Мать с бабушкой ругали советскую власть за то, что когда хлеба не было, когда – сахара, – рассказывает Александр Николаевич. – Всё время в очереди стояли. Не было одежды, обувки… Всё это было в колоссальном дефиците. Всё – правда. Я и по ночам стоял в очереди.