– Да, Виктор Петрович, столько русской крови пролили наши отцы, деды и прадеды, спасая то грузин, то болгар, то Европу, а теперь в нас за все благие дела плюют.
– Задушил бы, задушил бы гадину, – на поповский манер пропел Ховчин.
Полковник не был отъявленным коммунистом, а просто любил Родину. Из всех участников гражданской войны он больше всего уважал генерала Корнилова и очень сожалел, что генерал не смог навести порядок в августе 1917 года.
– Вадим Геннадьевич, время «Ч» приближается, и, если мы не используем этот последний шанс, грош нам цена как офицерам. Я уже вижу, что из всей этой демократии одна хрень выходит и все их достижения в том, что болтать разрешили. А болтовня и дело – это две такие большие разницы, не мне вам объяснять, Вадим Геннадьевич.
Время «Ч» пришло ранним августовским утром. По всем телевизионным каналам показывали балет «Лебединое озеро», а к вечеру с обращением выступила шестерка ГКЧП. Но всего этого солдаты в/ч 223 не видели, после завтрака над частью призывно заревела сирена тревоги. Два батальона с полной боевой выкладкой: автоматами, рюкзаками, наполненными боезапасом и трехдневным сухим пайком и сверх того, со щитами и дубинками, в девять часов утра были выстроены на плацу.
Полковник Ховчин ждал этого дня два года. Именно тогда в 1989 году он потерял весь остаток веры в перестройку, гласность и демократию. Ховчин служил тогда в Западной группе войск, в Германии. Полковник ехал в кабине «КамАЗа» во главе колонны из трех машин по маленькому немецкому городку вблизи Потсдама, когда из окон домов и подворотен полетели камни и послышались крики: «Russisch das Schwein hinaus von hier aus das Deutschland». Ветровое стекло от попавшего булыжника покрылось паутиной трещин, но Ховчин будто оцепенел. Возмущение переполняло его душу, ведь камни бросали вчерашние камрады, с которыми он, бывало, пил пиво. На следующий день пала Берлинская стена, и Ховчину ужасно хотелось пустить себе пулю в лоб и хоть этим высказать свое негодование по поводу случившегося. В ту радостную для немцев ночь полковник закрылся в своем кабинете и пил в одиночестве водку. Тогда он впервые произнес слова: «Задавлю, задавлю гадину».
Ховчин прошел вдоль строя, и выйдя на середину, громовым голосом произнес:
– Товарищи солдаты и офицеры, отечество в опасности! Круг лиц, стоящих у власти, забыло о своей ответственности перед народом! Все их действия направлены на развал Союза Советских Социалистических Республик! Приказом министра обороны нам доверена честь восстановить на просторах нашей Родины спокойствие и порядок. Помните, что вы давали присягу, и все наши действия не будут ей противоречить!
Еще год назад Ховчин знал, что скажет в этот миг солдатам. Тогда высшие чины из генштаба предложили ему создать на базе учебной части хорошо подготовленное соединение в тысячу человек, способное выполнять боевые и полицейские функции, морально устойчивое и верное командиру.
«Ну полковник и загнул, оказывается, отечество в опасности, – подумал стоявший во втором ряду своего взвода Завьялов. – Теперь понятна вся эта муштра и политинформации. Не будут теперь больше по телевизору показывать передач типа «Взгляд», и Лерочку я теперь не скоро увижу. Но может оно и к лучшему: вернусь через несколько месяцев, Лера соскучится и сама бросится ко мне на шею. А то в последнее время хожу за ней как провинившийся пес, а она только фыркает».
