Город отголосков. Новая история Рима, его пап и жителей - страница 12

Имена многих из первых епископов Рима по-прежнему произносятся у алтарей в ходе католического богослужения. Но неразрывная преемственность, звучащая в этом перечислении, не позволяет разглядеть их борьбу за то, чтобы повести за собой новую, еще не объединившуюся Римскую церковь. Первые епископы, такие как Климент, представляли своих прихожан и щедро поддерживали других христиан империи. При этом они закладывали организационные основы христианского Рима и его Церкви. Анаклет якобы разделил город на 25 приходов, а преемник Климента Эварист назначил в них священников и диаконов. Однако только Виктор (прибл. 189–199 гг.) уже мог, согласно свидетельствам, действовать как центральная объединяющая власть [70]. Ирония в том, что именно раздробленность и чуждость Римской церкви всему окружению принудили его принять на себя сильные властные полномочия. Римская церковь тогда состояла из чужестранцев со всей империи. Сам Виктор был североафриканским бербером с паствой из греков, египтян, евреев и много кого еще. Поскольку Римская церковь начинала вырабатывать правила и традиции, ее разношерстная паства много спорила о том, какой ей быть. Яблоком раздора в этих спорах служило празднование Пасхи. Восточные христиане настаивали, чтобы этот ключевой праздник отмечался в четырнадцатый день еврейского месяца нисана, неважно, придется он на воскресенье или нет, а римляне требовали Пасхи в ближайший к этой дате день отдохновения [71]. Виктор занял сторону римлян и отлучил всех тех, кто упорствовал в несогласии, чем изгнал их из церковной общины. Виктор принял и другие фундаментальные решения, в частности отказался от греческого языка в пользу латыни. Все эти изменения позволили епископу Рима стать единовластным лидером как на деле, так и по божественному праву.

Облеченная авторитетом и говорящая на языке римской массы христианская церковь могла больше не тонуть в чужестранном простонародье Рима, а выйти в город. Момент был благоприятный. Правивший при Викторе император Коммод (177–192 гг.) в принципе не обращал внимания на христиан. Что еще важнее, городу грозили серьезные экономические, социальные и политические проблемы. Для многих сострадательная Церковь стала желанной и даже спасительной перспективой. Спустя столетие посеянные Виктором семена преобразят папский престол. Рим, последним из раннехристианских епископств ставший настоящей монархией, скоро устами своего епископа выскажет притязание на главенство над всеми епископскими престолами мира. Этому послужил авторитет Петра, первого апостола города. Отлучив восточных христиан, настаивавших на собственных пасхальных традициях, Виктор порвал с терпимостью епископов Востока. Он смог так поступить, потому что утверждал, что наследует власть самого Петра. Христос сделал Петра главой Церкви, а Петр служил и умер в Риме.

Для большинства римлян конца II века их город все еще был главным образом столицей империи. Но прямо у них под носом крепла все более ясная и убедительная идея христианского Рима. Для христиан империи камни города уже были пропитаны памятью Павла и Петра и их авторитетом. Для чужаков эти понятия обладали пьянящей притягательной силой. Первых последователей Иисуса в Рим манили соображения практического, политического и экономического свойства: они либо были захвачены в плен, либо работали слугами, либо трудились пекарями, ремесленниками, зарабатывали на пропитание тяжелым ручным трудом. К концу II века Петр, Павел и через них сам Иисус наделили Рим сильным магнетизмом. Христианство стало в городе фактом и вдохновляющей идеей, манившей в Италию людей из самой Святой земли. Рим, языческая столица, уже обретал черты христианского ядра. Закладывались основы традиции, дотянувшейся до наших дней. Петр и Павел, посмертные памятники, на которые указывал еще Гай, стали краеугольными камнями, мостом между древним языческим городом и его наметившимся христианским путем. Рост Римской церкви был болезненным. Многих христиан после Петра и Павла еще ждала жестокая смерть. Но для христиан всего мира это станет не печальной историей, не трагическим концом. Нет, эти смерти послужат составными частями непрерывно разрастающейся легенды о пылкости, мученичестве и славе, которая будет столетиями сплетать ткань и историю Рима.