День был теплый, но пасмурный. Начался мелкий дождь, кто-то спрятался под козырьками подъездов, кто-то под деревьями, раскинувшими в начале лета свою прекрасную зеленую сильную шевелюру. Обычных мирных жителей собралось довольно много, может, человек двадцать. В основном – молодые парни и девушки.
Сигареты быстро кончились. Я подошел к мужчине лет пятидесяти, на вид типичному советскому слесарю или токарю. Спросил про курево, он угостил, и мы закурили вместе. Он нервничал, сразу видно. У остальных зевак, ради зрелища остававшихся тут, не такие лица, более спокойные, словно происходящее вокруг – фильм или игра. Но для этого человека нахождение возле погранотряда сложно назвать развлечением.
Не помню, как я сформулировал вопрос. Наверное, так: «Живете здесь?».
– У меня сын там, внутри, – сказал мужчина. Глаза его повлажнели. – Он в Крыму служил. А когда полуостров стал российским, его сюда направили служить, домой.
Я начал успокаивать его. Никогда в жизни я не успокаивал совершенно чужого человека. Мне показалось, что ему стало немного легче.
– Ничего с ним не будет, живым выйдет, – достаточно жестко и по возможности уверенно сказал я.
Чуть позже я услышал обрывки разговора по телефону одной женщины со своим сыном, который тоже находился в погранотряде.
– Сыночка, как ты? Что с вами? Где… вас закрыли и не выпускают? А с кем они тогда перестреливаются?..
Как рассказали ополченцы, огонь ведут военнослужащие из других областей Украины, местных же закрыли и держат как заложников. Правда это или нет? Судя по всему, правда.
Сигареты купить негде, все магазины поблизости закрыты.
Наступило небольшое затишье, сильных взрывов нет, только автоматный огонь. Несколько человек, в их числе и я, снова подобрались ближе к домам на передовой. Все утро поблизости ошивался пьяный молодой парень. Я всегда удивлялся тем, кто с утра уже убрался в стельку. Он подошел, глядя стеклянными глазами и пытаясь выговорить хоть слово. Начал махать руками, показывать на пограничное управление.
– Я… пошел, – пробулькал он, имея в виду, что сейчас ворвется в бой – и его противникам, кем бы они ни были, несдобровать.
– Давай, – говорю, – вперед.
Он кивнул, словно получил одобрение от начальства, вдохновленно поднял кулак, Че Гевара во плоти. Запутывающимися ногами, с пылким энтузиазмом, скрываемым алкогольными парами, парень уверенно направился на битву, он встал на тропу войны, чем бы она для него ни кончилась. Но прошел по этой тропе слишком мало, как для молодого бойца – всего пару метров. Зацепившись за маленький бордюр, несчастный воин упал навзничь на мягкую, но липкую после небольшого дождя черную землю. Лежал он долго, видимо, добровольно отказавшись от пути насилия.
На ступеньках сидела компания мужиков, они весело пили и обсуждали политику, кляли Америку, олигархов, хвалили Россию и Путина. После очередной выпитой бутылки пива все менялось местами, и претензий к главе РФ было больше, чем к ненавистным Штатам. Они умудрялись ссориться, обмениваться тычками, обвинениями, при этом не прекращали пить, а главное – дружить.
Сильных взрывов не было. Подъехал джип ополченцев и остановился на дорожке между домами, на бордюрах сидели бойцы и отдыхали. Привезли патроны, мне показалось, что для ружей. Я решил сосчитать для интереса, сколько ополченцев во дворах. В зоне моей видимости был большой участок – целых два двора, ограниченных высотками. Всего двадцать человек бойцов я смог обнаружить на этой территории. Еще – на крышах, в подвалах и, наверное, некоторых квартирах. Сколько же их всего? Думаю, человек пятьдесят в общей сложности.
