Город под прицелом - страница 24
Они сидели в палатке, грелись буржуйкой и пили водку. Укутавшись в бушлаты и покуривая время от времени сигареты, солдаты трепались за жизнь. Единственные вещи на войне, которые не дают сгореть предохранителям, – водка, дружба и воспоминания о родных, их письма.
Алкоголь начинал брать свое. Все изрядно захмелели. Сначала смеялись, атмосфера была непринужденной, болтали про баб, похождения, кто-то ностальгировал по детству. В кружки не забывали подливать паленку. Но постепенно характер разговора менялся. Ссора вспыхнула неожиданно из-за какого-то пустяка, невзначай оброненного слова.
– Да ты же с Харькова, сепаратист галимый! – заорал Эдик. – Стучишь Путину, тварь?
– А ты с Тернопольщины! – ответил Федя, еще выпил и улыбнулся. – Давно на Бандеру своего молился? – Он рассмеялся, думая, что это шуточная перепалка между боевыми друзьями.
Но Эдик снял с предохранителя автомат и всадил две короткие очереди в живот Федору, который скрючился и, истекая кровью, с непродолжительными стонами умер. Пьяное солдатское братство еще в момент первых выстрелов кинулось к психанувшему Эдику, пытаясь остановить его. Тот, в свою очередь, начал стрелять по всему вокруг…
Пули задели канистру с горючим, которое стояло рядом с печью. Палатка вспыхнула моментально, пламя добралось до нескольких боекомплектов, началась паника, но выбраться из горящей западни не удалось никому. Огонь перекинулся на соседние палатки, где сидели такие же пьяные компании. Им повезло больше – многие еще во время первого выстрела вылезли из своих убежищ, чтобы узнать, в чем дело. Эдик подписал приговор не только себе и другу, но и компании. Когда потушили угли, казалось, что спасать было некого. Но врачи районной больницы смогли вытащить двоих с того света.
Гор ночью плакал. «Этого не должно было случиться!» – думал он. У него случился сильнейший стресс. Они были готовы потерять друзей с самого начала службы здесь. Это нормально, это война. Кто-то может не вернуться, умереть от осколка снаряда. Но так погибнуть, не в бою, а по глупости, из-за водки… Жоре стало казаться, что война и то, что вокруг нее, – это нечто иррациональное. Его тело содрогнулось, когда он понял, что это знак: следующий он. И постепенно Гор становился призраком, вычеркивал себя из списка живых…
Их перебросили поближе к Дебальцеву, в самую горячую точку Донбасса на тот момент. Ополченцы брали город в кольцо, власти Украины по телевизору убеждали население, что все под контролем и никакого «котла» нет. Командование ничего толком не объясняло, и солдаты не знали всей обстановки. Многие армейцы догадывались, что что-то не так. Ходили слухи, что отряд просто послали на убой. Несколько человек дезертировали, остальные со скрежетом в зубах служили, понимая, что не получат благодарность от властей.
Попытки прорыва блокпоста со стороны ополчения постоянно возрастали. Каждую ночь приходилось отстреливаться, за деревней работала артиллерия. Бронетехника с личным составом пыталась вырваться из Дебальцева.
Георгий застудился, лежа подолгу на холодном снегу. Кругом стреляют, а Гор даже автомат в руках не мог держать. До нормальной больницы было далеко. Он укрылся всеми одеялами, которые нашел, выпил обезболивающего и лежал, свернувшись калачом.
Когда ему стало немного легче, армии республик уже зачищали Дебальцево. Отряды повстанцев теперь вели огонь по блокпосту без остановки, завязывались автоматные бои. Часть начала отступать без приказа сверху. В один из дней артиллерия ополчения накрыла так точно, что трупы собратьев по оружию было бессмысленно собирать, учитывая, что обстрелы продолжались. Военные меняли дислокацию, отступали. Среди солдат поползли слухи, что какая-то крыса сливает информацию. На позиции периодически приезжал полковник. Совпадение или нет, но после его отъездов ополченцы били из «Градов» так точно, как никогда. Личный состав злился от бессилия, нервы были на пределе, людей убитыми и ранеными теряли каждый день по несколько десятков.