Было неясно, сколько зараженных уже в Йоханнесбурге, и не передается ли вирус воздушно-капельным путем. Всех вновь прибывших на данный момент выявляют и отправляют в карантин. Генри Стоун читал и слушал эти сообщения с омерзением. Если заразили западную провинцию, что может помешать заразить сразу и столицу? Наверное, когда правительство унитарии выдвинет мировому сообществу свои претензии, будут говорить, что вирус явился с соседних заброшенных территорий, которые пустуют после войны. А может, все же укажут место создания этой чумы, чтобы обрушить на творцов вируса свой праведный гнев.
– Сэр, приготовьтесь к посадке на площадку муниципалитета Кимберли, – сообщил пилот.
Что ж, настало время показать, что для него люди – это не просто цифры в отчетах. Но выдержит ли его сердце такое огромное количество человеческого страдания и боли? Он посмотрел на Эмму, которая тоже была напугана.
– Мэри, после высадки держись рядом, хорошо? – Генри с опасением посмотрел на дочь.
– Пап, я уже не ребенок.
«Совсем не ребенок», – пронеслось у него в голове.
Он посмотрел на дочь, и ему показалось, что за время полета она еще повзрослела. Она уже и на подростка не похожа – красивая юная девушка. Как такое возможно? Может быть, ему все это только кажется? Голос его дочери прозвучал безучастно. Сердцем Мэри уже была на улицах Кимберли. Ей казалось, что она уже сейчас готова выпрыгнуть из вертолета, чтобы поскорее помочь людям, которые нуждаются в поддержке Отца. Семья Стоун молча начала одеваться в защитные костюмы.
Мэр Панта Номейн, встречавший высокопоставленного представителя совета унитарии, был чрезвычайно удивлен, увидев рядом с ним жену и дочь. Удивление сменилось радостью: он бы тут же обнял их за такое участие, но протокол экстренной ситуации запрещал физический контакт, несмотря на защитные костюмы на всех участниках встречи.
– Как вы здесь держитесь? – спросил Генри Стоун.
– Милостью Божией! – ответил Номейн. Его голос казался клоунским из-за испорченного передатчика в защитном шлеме. – Я так рад… так рад, что вы не бросаете нас. Люди на грани. Даже мне не говорят, что происходит на границах провинции. Отдан приказ на ликвидацию нарушителей?
Генри промолчал.
– Ясно… ясно… ради общего блага… я понимаю… – мэр говорил сбивчиво, пытаясь собрать последние крупицы самообладания. – Я рад вашему визиту, но зачем вы здесь?
– Ради людей! – ответила Мэри.
Мэр еще больше удивился. Они вошли в здание муниципалитета. По пути Номейн объяснял ситуацию в городе: где держат больных, от недавно зараженных до умирающих, какие меры принимаются по предотвращению распространения эпидемии.
– Пап, нам нужно сразу к умирающим, – сказала Мэри, схватив отца за руку.
– Позже, ангел мой, – раздраженно ответил он.
– У них уже нет времени, а остальные должны знать, что их не оставят даже на пороге смерти, – спокойно произнесла Пророк, не замечая сопротивления отца.
Манера общения дочери менялась на глазах, и Эмма, стоя за спиной мужа, не могла понять, чего она боится больше – эпидемии в городе или перемен в дочери. Переходный возраст – вещь естественная, вырывающая взрослеющего человека из любящих родительских объятий для того, чтобы сделать его самостоятельным. Но в случае с Мэри эти изменения происходили неестественно быстро.
Панта Номейн замялся, нервно косясь на гостей, и Генри решил взять ситуацию в свои руки.
