Тогда я понимаю, что она не одна. Её окружают несколько девушек, одетых в чёрное, с чокерами и чёрными бантами в высоких причёсках.
– Познакомишь меня с подругами? – спрашиваю я.
Моргана кратко их перечисляет:
– Табита, Ли, Сара. Не нужно запоминать их имена, – она наклоняет голову вбок. – Бунтарка Мэри, – говорит она. – Девочки, вы ведь знаете Мэри, верно? Мэри Топорик?
Отлично. Мне придумали прозвище. Я вспоминаю, как лезвие разрубает сухожилия на запястье Джеймса, и крепко зажмуриваюсь, чтобы вернуться в реальность.
Девочки кивают, здороваясь, но продолжают смотреть на Моргану, словно ждут каких-то инструкций.
– Мы можем поговорить? – Я оттаскиваю Морджи от толпы к шкафчикам и бросаю взгляд на её девочек, давая понять, что им лучше оставаться на месте.
– Мне нужно на занятия, – говорит она, высвобождая руку.
– Да, я знаю. Мне тоже, – я смотрю на часы над головой Морджи. – У нас ещё пять минут до звонка.
Она складывает руки на груди.
– Тогда ладно.
– Я хочу извиниться.
Моргана приподнимает бровь.
– О, правда? За что именно ты собираешься извиняться?
– Я повела себя как настоящая злая жаба, когда не связалась с тобой. Я должна была прийти сразу после битвы и всего, что случилось с Урс. Я думала только о своих проблемах. Я должна была подумать о тебе. Наверное, было очень страшно.
– И маме тоже.
– Маме?
– Тебе стоило подумать о моей маме. Нас обеих бросили.
– Да. И твоей маме тоже. Меня не было рядом с тобой, как того хотела бы Урс. Сначала она исчезла, и ты не знала, жива ли она, а теперь это. Должно быть, это очень тяжело.
– Да, это так, – Морджи постукивает длинными ногтями по сумочке из лакированной кожи. – Ты была действительно плохой подругой, Мэри. Урс была бы очень зла на тебя.
Хотя Моргана права, я начинаю злиться. Может, меня не было рядом с ними, когда это было необходимо, но мне тоже было нелегко скрываться от репортёров, тайком плакать по ночам, обнимая толстовку Джеймса, на которой ещё остался его запах. Я не могла выйти из дома. У «Потерянных мальчишек» я тоже до сих пор не была. И знаете что? Никто меня не навестил. Никто не пришёл узнать, как у меня дела. Мы с тётей Джи просто смотрели телевизор, пили кофе и упаковывали косметику и средства для кожи для отправки за границу.
Я никуда не выходила до вчерашнего дня и того ужасного митинга. Я хочу сказать Морджи, что сейчас не время быть мелочной и ожидать слишком многого. Мы должны держаться вместе и заботиться друг о друге. Мы можем начать сначала прямо сейчас. Этот ожесточённый человек – не та Морджи, которую я знала.
Я хочу высказать всё это, но медлю, а Морджи упирает руку в бедро, неумело подражая сестре, и ухмыляется.
– К счастью, ты нам не нужна, – говорит она. – Я могу сама позаботиться о нас обеих.
– Что, правда?
– Да. Урс оставила мне подарок, – она запускает руку в сумочку и вытаскивает потрёпанную чёрную записную книжку, которую я сразу узнаю. Я видела её сотни раз… в руках Урсулы. Хвастовство Морганы говорит мне так много. Она просто ребёнок, который пытается притворяться большой девочкой. В своей записной книжке Урс вела учёт людей из школы, которые ей задолжали, заключили сделку или были чем-то обязаны. Я всегда понимала, зачем она это делает, и мне не нравился её мотив. Урсула пыталась убедить себя, что мир слишком много ей должен, чтобы отобрать то, что принадлежит ей, или причинить больше боли, чем уже причинил. И теперь Морджи решила продолжить с того места, где остановилась Урс. Теперь она здесь главная.
