Город - страница 3

Кто-то в хорошем настроении купил мой кофе. За волшебную ракушку и две монетки.

Я проверил дверь (закрыто), выглянул в окно (третий этаж, ни канатов, ни приставных лестниц), заглянул под стол (пора прибраться).

Взялся за монетки. Они были почти одинаковые, только одна истерлась побольше. Рисунков и надписей было почти не различить. На одной стороне вроде бы птица, на другой – то ли цифра 7, то ли 3. Семь чего? Три чего? Я такие монеты первый раз в жизни видел.

Волшебная ракушка была на вид самая обыкновенная, только сильно пахла морем, как будто ее только что выловили. Я послушал ее, понюхал и загадал ей желание, но ничего не случилось.

В легком ошеломлении я позавтракал и рассеянно перечитал отчет. Ничего, можно отправлять. Собрал отпечатанные листы в большой конверт и сунул в карман пиджака.

Подумав, написал на тетрадном листке: «Ты переплатил». Листок я оставил мокнуть на подоконнике, а сверху положил одну монетку.

Натянул шляпу, пальто, и вышел.

В городе опять моросило. Сквозь серебристые капли радужно светило маленькое солнце. Каштаны на бульваре были мокрые и ярко-зеленые.

На почте посетителей не было. В тишине, неожиданной после шума дождя, тикали часы. По стеклу дверей и окон стекали капли, а внутри было сухо и светло.

– Мне нужно отправить это в Гамбург, в пароходную компанию, – протягиваю конверт.

Девушка за стеклом вздыхает, – Сейчас непогода. Последний почтовый самолет как раз вернулся в город. Не смог пробиться через облачный фронт.

– А кораблем?

Она смотрит на меня, как на дурачка.

– Я издалека, – объясняю я, – У нас моря нет.

– Кораблем тем более не получится.

– Ясно, – говорю я, хотя ничего мне не ясно. Что за облачный фронт и что за шторм? Над городом все было спокойно.

– Когда погода наладится?

Она пожимает плечами, – Когда-нибудь. Возьмите марки.

Я расплачиваюсь, наклеиваю марки на конверт – одна с белоснежным самолетом на голубом небе, другая с портретом бородатого улыбающегося человека.

Придется задержаться в Городе. Мне нельзя уезжать, пока в Гамбурге не одобрят написанное.

Дождь тем временем усилился. Капли тяжелели на глазах, падали быстрее и чаще, сливаясь в сплошной прозрачно-серый поток. Из-за стекла слышен был приглушенный шум воды. И правда, может, шторм.

– Скоро трамвай проедет, – говорит из-за стойки девушка, – Доберетесь.

– Спасибо, – киваю я, не отрываясь от окна. В непрерывном сером потоке, распарывая его, движется резкий черный силуэт прохожего. Одинокий, он упорно идет вперед, выставив перед собой зонт.

Я думаю о кофе, о старых монетках. Шуршит и перестукивает дождь, еле слышно журчит вода в водоотводных трубах. Вроде бы что-то звенит тихонько, и дребезжит где-то вдалеке.

– Подъезжает, – говорит девушка.

– Ага, – соглашаюсь я.

Трамвай показывается: смутный красно-белый прямоугольник за сотнями струй. Я говорю «до свиданья», распахиваю дверь и бросаюсь под дождь.

Отчаянный рывок, веселый плеск луж под ногами – и вот я, насквозь мокрый, внутри.

В трамвае уютно светят желтые плафоны и никого нет. Я пробираюсь на заднюю площадку и сажусь у окна. Позвякивая и дребезжа, мы трогаемся с места и, покачиваясь на поворотах, едем сквозь город и дождь.

Сквозь стекло видно только струи воды и размытые силуэты домов. И когда дождь кончается, я оказываюсь в незнакомых местах.

Дома здесь маленькие, темные и усохшие от времени. Перед домами – палисадники с умирающими от старости вязами и тополями. Трамвай дребезжит, вкатываясь на мост, и в окно я вижу море. В просвете между домами по сторонам канала, медленно и бесконечно выливающегося в серый океан. Как на краю света.