Города власти. Город, нация, народ, глобальность - страница 10
Ребекка отошла от окна и посмотрела на время – три часа ночи. Она безумно устала, но была слишком взбудоражена, чтобы уснуть. В таком состоянии ей всегда хотелось выпить бокал вина. «И даже куда больше одного бокала», – мысленно уточнила она. Сделать хоть что-нибудь, чтобы избавиться от боли и кошмаров, преследовавших её весь день, каждый день, чтобы положить конец адскому одиночеству. Она попыталась побороть непреодолимое желание напиться, заставляя себя думать о работе – о текущем расследовании. Она чувствовала, что есть в этом деле что-то такое, чего она не замечала, чего никак не могла понять. Какое-то пропущенное звено. Какая-то мелочь, которую она слышала, или видела, или должна была услышать, которая могла бы стать ключом в этой истории. И эта деталь от неё ускользала.
Мысли невольно вернулись к Катрин Роулингс. Что же делает эту женщину неотразимой? Она была абсолютно честна с пациентами и полностью им предана, и это восхищало Ребекку, хоть и усложняло ей задачу. Доктор была красива, умна, умела слушать и сопереживать, но было нечто большее, что зацепило Ребекку. Всего за несколько часов Катрин разбередила в ней тоску по общению с женщиной, потребность в женском тепле, давным-давно похороненную в глубинах сердца.
Ребекка пыталась понять, не приснилась ли ей нежность во взгляде Катрин, не была ли это лишь её фантазия. Она с досадой передернула плечами, отгоняя от себя приятное видение – улыбку Катрин Роулингс. Идиотка, это же её работа – делать так, чтобы люди чувствовали её поддержку, давать им ощущение собственной значимости и исключительности.
Она сбросила пиджак на стул, сняла кобуру и вытянулась на диване. Она редко спала в кровати – пустое пространство рядом лишь делало сон более призрачным. И она не могла знать, что где-то на другом краю города Катрин Роулингс во сне перевернулась на другой бок и широко улыбнулась снившейся ей высокой блондинке с одиночеством в глазах.
Стрелка часов ещё только подбиралась к семи, а Ребекка уже припарковала свой красный кабриолет на стоянке полицейского участка № 18, втиснув его между полицейскими джипами и минивэнами. Она знала, что Джеф уже наверху, печатает отчет о событиях вчерашнего вечера. Она представила себе сосредоточенное лицо Джефа, склонившегося над клавиатурой, и улыбнулась. Она должна была бы сжалиться над ним, потому что печатала втрое быстрее него, но уговор есть уговор. И точно: он сидел за своим расшатанным железным столом в комнатке на третьем этаже, где размещалась их бригада, и медленно, двумя пальцами, набирал на печатной машинке отчет в трех экземплярах.
– Здорово, Реб! Ну как, есть что-нибудь от психиатра?
– Ничего такого, на что ты рассчитываешь, – ответила Ребекка, вешая пиджак на спинку стула. – Пока вообще ничего. Хочешь ещё кофе?
– Ага, – протянул он с блудливой улыбочкой, – кофе мне явно не помешает: когда я пришел домой, Шелли еще не спала, так что у меня была долгая ночка.
– Молодец, что справился, – добродушно пробурчала она, направляясь к обеденному столу у дальней стены. Она протискивалась между кривыми стульями и щербатыми столами, расставленными как попало, безо всякой дизайнерской мысли, и кивком приветствовала дежурных ночной смены, завершавших бумажную волокиту.
Они с Джефом составляли команду из двух человек в отделе тяжких преступлений и специализировались на конкретной сфере – сексуальных преступлениях. Формально они не должны были заниматься случаями с избитыми супругами или жестоким обращением с детьми, но на практике во многих подобных делах они помогали оценить ситуацию и следили за тем, чтобы дела попали в надежные руки специалистов отдела молодежи или службы семьи. Но основной их работой были более серьезные проблемы, такие как клубы детской порнографии, проституция как следствие работы организованных преступных групп, серийные сексуальные маньяки.