– Напрасно. Я сам поговорю с Владимиром Ксаверьичем. Безусловно, незачем Бунзена штудировать, это чтение ни капли не занимательно… а Загоскина с Ростопчиной отчего бы не почитать? Хотите, принесу вам журналов? У меня, кстати, валяются «Современника» восемь номеров, – старых-престарых, правда, – так в них есть довольно увлекательный роман «Мёртвое озеро»! Вам может понравиться. Вообразите, главная героиня – цыганка, а вы ведь давно проявляли интерес…
– Буду вам очень благодарна, Михаил Николаевич, – улыбнулась Наташа. – И… заходите ко мне, почаще, пожалуйста. Конечно, если найдёте время. Меня папа больше ни за что не отпустит в ваш лазарет. Говорит, что сам чуть не умер в эти дни и половину сердца из-за меня потерял, и, конечно же, теперь…
– Господина Тимаева можно понять, – дипломатично заметил Михаил. – Лазарет во время эпидемии в самом деле поле боя напоминает… и вас вот ранило шальной пулей. Слава Богу, не насмерть. Так что – постельный режим, храбрый боец, брусничный морс, пастила из Иркутска, – и вскоре на ногах будете! Это у вас Мицкевич лежит?
– Что?.. Ах, да. Подарок подруги из Варшавы, – Наташа взяла со столика и протянула Иверзневу тоненькую книжку стихов.
– Вы читаете по-польски?! – изумился Иверзнев, бегло перелистав потёртые страницы.
– Не очень хорошо, – словно извиняясь, сказала Наташа. – Разговаривать мне гораздо легче. Дело в том, что моя бабушка по матери была урождённая Казиньская. Я у неё воспитывалась до института, и мы с нею между собой говорили только по-польски. Папа, помню, страшно сердился: боялся, что я вредных идей нахватаюсь. А у меня, как на грех, отличная память! А потом ещё в институте я познакомилась с Вандой Сливицкой. Она – полячка, из Варшавы, и как только узнала, что я знаю польский и сочувствую… Мы с ней друг в дружку вцепились и до самого выпуска были неразлучны! Эта книжка Мицкевича – подарок от Ванды перед выпуском, её собственная, она ею очень дорожила.
– Так вы, Наталья Владимировна, сочувствуете положению поляков? – Михаил заинтересованно присел на стул у постели. – И как же ваш папенька к этому относится?
– Папенька, слава богу, ничего не знает, – улыбнулась Наташа. – Ему и в голову не приходит, что я настолько неблагонадёжна. Но ведь любой разумный человек в России не может равнодушно смотреть на страдания Польши, – не так ли? А Ванда – настоящая патриотка своей страны! Я знаю, как она мечтает в день восстания быть в первых рядах, под флагом с Белым Орлом, вместе со своими братьями и супругом! Она прислала мне такие стихи, что я ночь не спала – плакала над ними! Вот, послушайте… Только я буду читать шёпотом, потому что всё это ведь запрещено!
Иверзнев невольно улыбнулся, но поспешно погасил усмешку, видя, какими серьёзными стали глаза девушки. Вынув из книжки Мицкевича исписанный мелким почерком листок розовой бумаги, она негромко начала читать:
– Когда ж ты, о Господи, нашу услышишь мольбу
И дашь воскресенье из гроба неволи?
Уж мера страданий исполнилась в нашем гробу,
И жертвы, и смерть уж не страшны нам боле!
Мы пойдём на штыки, на ножи палачей, —
Но только свободу, отдай нам свободу!
Ведь наши отцы в багрянице из крови своей
Твой крест защищали в былую невзгоду…
Какие смелые эти польки, как они гордятся своими мужчинами! – серьёзно скала Наташа, закончив читать. – Как жаждут умереть за свободу Отчизны! А мы здесь…
