– Ничего…, – задумался Чадаев, – Найдём, на фронтах коли не сгинули, всё узнаем! Исполком принял следующее решение: тебя, Михей Яковлевич, оставляем на испытательный срок при участке… с привлечением к оперативному розыску…
– А Таисию Акифиевну рекомендовали в архивную комиссию…, – сообщила Зоя, – Пришлось словечко замолвить перед Верой Геровной… Она обещала присмотреться, и применение вам найти, милочка, пользительное…
***
Морозный вечер. Неприметная изба в слабо освещённом луной уличном ряду. Подъезжает карета, выходит Авдей, торкает входную дверь – закрыто. Переходит и тростью стучит по оконному стеклу. Сдвинулась занавесь, выглянула женщина.
– Прохор хай дверь отворяет…, – кивнул ей Авдей.
В избе старушка, приютившаяся в закутке, отгороженном занавесью, деревенского вида молодая женщина Маня и Фикса. На матице масляная лампа освещения, на столе коньяк и магазинная снедь – хозяева садились кушать.
– Проша, человек незнаемый велит затвор отомкнуть…, – отходя от окна, сообщила Маня Прохору.
– Сходи, отомкни…
Женщина накинула платок, вышла в сени. Фикса достал наган, проверил патроны, взвёл боёк и отсел в тёмный угол, где его не стало видно. В горницу вошли Маня и бесцеремонный Авдей, только под самой лампой снявший шапку.
– Выходила – тут сидел? Али вышел куда? – удивилась Маня отсутствию Прохора.
– Фикса, выдь на свет, побухтеть имею! – цикнул Авдей.
Клацнул взвод нагана, Фикса вышел на свет:
– Дрын, ты што ли? По́том излился, гадая, кой чёрт прётся по мою душу… Как нашёл, я же про курёху тайную да Маню свою никому не фиксой?
– Метёшь во хмелю как скоморох в балагане…
– А ты по-пьяне без изъяна? – раззадорился Фикса.
– Кто видел, чтобы упился я и лишнего мёл? То-то же!
– Шубу скидать будете, мил человек, чай топлено в избе? – осторожно предложила Маня, – К столу проходите, разговейтесь с нами…
– Пошопотайтесь там, покуда мы делишки перетрём…, – Фикса кивнул Мане уйти в закуток. Маня послушно юркнула к старушке, Авдей уселся за стол, не раздеваясь.
– Урядник там? – послышался голос старушки.
– Заурядник… Не к тебе, сиди…, – занавесилась Маня.
– Испробуешь? – Фикса предложил Авдею коньяк.
– Лей! Самогон не приветлю, а коньяк во здравье…
– С чем пожаловал? Между нами всё вроде ровно мазано? – наполнил лафитники хозяин.
– Уж кой дён гложет меня мыслишка про барахло скородумовское…
– Мнишь, с маржой обхитрились? – сверкнула фикса.
– Слушай и не перечь! – Авдей одним махом опрокинул лафитник. Выдыхая, кивнул на занавеску, за которой остались женщины: – Уши с языком?
– Не баись, не понесут… Фиксой клянусь…
– Фикса твоя отшибается стаканом водки…, – съязвил Авдей и, не дав огрызнуться, продолжил: – Мортую так: Скородумовы всегда были при капитальце, и помимо химических складов имелись свои цеха и хозяйские дворы…
– Как у всякого заправского купца! – выпил и Фикса.
– На кой тады мастеровых искать, притом на стороне? – Авдей сощурился, кивнул на занавеску, и сам же ответил: – А чтобы глазки завидущие не зыркали!
– Понятно метёшь…
– Отсюда чую: во-первыя – тайность! – загибает пальцы Авдей, – Во-вторыя – спешно всей семьёй, с худым сопровождением! В третия – дом вычищен, даже посуду серебряную вывезли, а домысливаю, возвращаться не хотели долго!
– Долго! – аппетитно жуя, поддакивает Фикса.
– Так вот гложет меня экая напасть, что капиталец всяко бы не оставили, при обозе держали, а мы второпях проморгали, затмив зенки прочим барахлом…
