Я познакомился с Райкиным в середине 70-х. У меня был рассказ «Хорошее настроение». Он был по тем временам совершенно непроходимым. Там герой рассказа от своего хорошего настроения вывесил на балкон красный флаг. А дальше управдом с дворником стали осаждать героя, пытаясь снять этот флаг, поскольку «не положено».
Я принёс этот рассказ в «Литгазету» в 1972 году, а напечатали его только в 1983-м.
Райкину этот рассказ показала редактор моей первой книжки, Эдда Мазо. Райкину рассказ понравился. Он сам мне позвонил. Я сначала подумал, что это меня разыгрывает Хазанов, который очень похоже копировал Райкина.
У нас потом был подобный случай, Райкин позвонил Хайту. Хайт решил, что это Хазанов, сказал:
– Ген, у меня гости, – и положил трубку.
Райкин перезвонил и своим незабываемым голосом сказал:
– Это действительно Аркадий Райкин.
Тут уже Хайт пришёл в замешательство и стал извиняться. Но я-то понял, что это не Хазанов.
Райкин сказал, что ему очень понравился мой рассказ и он хочет его исполнять. Я ответил, что рассказ непроходной и никто не разрешит его к исполнению.
Райкин сказал:
– Если очень верить в успех, то всё получится.
Но как я и предполагал, ничего не получилось. Райкину не удалось его залитовать, то есть получить разрешение на исполнение. Зато я познакомился с Аркадием Исааковичем и на гастролях в Ленинграде побывал у него дома.
Я, конечно, очень нервничал, робел, но мы очень хорошо побеседовали. Райкин расспрашивал меня об авторах, я ему рассказывал, прочитал ему какую-то пародию. Он сказал, что пародий не исполняет. Я ему возразил, напомнил, что где-то в 40-х или начале 50-х он исполнял пародию на вестерн и делал пародию на Чарли Чаплина. Он был удивлён моей осведомлённостью. А я знал его репертуар, потому что обожал Райкина.
Потом мы встретились в Москве. Я был у него в гостях, возле площади Маяковского. Он предложил мне доделать миниатюру, которую когда-то писали Настроевы. Добавил, что тех авторов давно уже при нём нет и я могу спокойно продолжать работу.
Но я отказался, мне не хотелось переделывать чужую миниатюру. Кроме того, я просто боялся писать Райкину. Я понимал, что требования будут высочайшие. Боялся опозориться. А кроме того, наслышан был о властном характере актёра.
Розовский рассказывал мне, как он работал у Райкина режиссёром: «Мы шли с ним по улице, он меня смешил, а когда я хохотал, глядел на меня с серьёзным выражением лица, как на придурка, то есть просто уничтожал меня».
Жванецкий тоже рассказывал мне, как работал с Райкиным: «Ты не представляешь, что это за человек. Он просто подавляет твою волю. Вот если бы он сказал мне – пойди и ударь директора, я бы, наверное, пошёл и ударил».
Вот каково было влияние Райкина на своих авторов.
Очень хорошо говорил про отца Костя Райкин: «Папа ушёл сгустить атмосферу».
Я просто испугался и вместо себя предложил старшего своего товарища – Аркадия Хайта.
Я сказал:
– Думаю, он вам подойдёт лучше всего.
Райкин мне поверил, они с Хайтом встретились, и Хайт написал Райкину три монолога. Райкин сделал из трёх один и с большим успехом исполнял его.
Хайту заплатили 100 рублей. Это было оскорбительно. Хайт за каждый монолог получал по 150 рублей.
Через некоторое время мы встретились с Райкиным в Министерстве культуры на каком-то совещании. После совещания мы с Аркадием Исааковичем шли по лестнице вниз. Его преследовали министерские женщины.
