— Во дворе пусто, — отчитался высший.
Пауза.
— В подвале тоже... Первый этаж — три человека. Магии нет, артефактов нет, оружия нет... Один из них ранен. Не так давно…
Опять молчание.
— Второй этаж... Два человека. Опасности не представляют... Чердак... никого. Все. — алхор оглянулся на Эвераша. — Можно идти.
— Да, — откликнулся тот. — И я ничего не чувствую. Но у храмовников постоянно появляются новые артефакты, так что осторожность не помешает. Расставь везде стражей, возле раненного тоже. Остальных отзывай.
Прас кивнул. Змеи юркнули обратно к нему, втянулись в ладони, снова став частью его тьмы, и мы пошли к дому.
Сорванные портьеры, сломанная мебель, покореженные двери, несколько провалов в стенах, выбоины от стрел…
Если двор почти не изменился, все следы сражения за это время успело смести ветром, смыть частыми осенними дождями, то в комнатах все выглядело так, словно бой закончился только что. Хозяева не торопились убирать. Или уже некому было это делать?
В гостиной высшие разделились. Прас пошел в сторону кухни, где, по его словам, находился раненый, а мы поднялись на второй этаж.
Прошли пустыми коридорами, мимо разоренных комнат, и на хозяйской половине обнаружили испуганную служанку, — я смутно помнила ее, кажется, она прислуживала лично маркизе — и саму леди ли Торай. В кресле у разобранной постели. Когда мы вошли, Олиция даже головы в нашу сторону не повернула, будто и не заметила появления чужаков. Так и осталась сидеть каменной статуей, слепо и отрешенно уставившись в одну точку. Не шелохнулась, не ответила ни на приветствия, ни на вопросы.
Обо всем, что случилось после нашего с мамой исчезновения, рассказала служанка.
Впрочем, знала она совсем немного, только то, что видела сама и о чем догадывалась.
Как варрийцы вырвались из запертого дома, круша все вокруг. Как разгневался герцог, когда понял, что мы сбежали. Как он спешно собрал отряд и уехал, бросив тяжелораненых — из них к сегодняшнему дню выжил только один. А вот Нэссу с Талимом ли Норд увез с собой.
— Его сиятельство, господин маркиз, пытался спорить, очень не хотел отпускать дочь-то... — Губы женщины задрожали, и она безнадежно махнула рукой. — Убили хозяина моего, — закончила неожиданно просто. — А хозяйка с тех пор вот такая и стала. Вы уж не сердитесь, господа, не в себе она. Ни с кем не разговаривает.
Уцелели ли лагорцы, служанка не знала. Вроде слышала, что кому-то из них удалось отбиться и скрыться в лесу, но подробностей сообщить не могла. Тела они потихоньку перевезли в овраг за усадьбой и забросали ветками.
— Там все, и ваши, и наши, — скорбно поджала она губы. — Там и ищите. Уж не обессудьте, что вместе положили и светлых, и темных, перед смертью-то все равны. А нас мало осталось, почти все слуги после сражения ушли из усадьбы.
Женщина еще что-то говорила, но я уже не слушала. К горлу подкатил противный колючий комок, резко затошнило. Я отошла к окну, торопливо рванула воротник и расстегнула несколько пуговиц, жадно хватая ртом прохладный воздух. Стало немного легче дышать.
— Элис, — раздалось за спиной озабоченное: — Что с тобой?
— Все в порядке, — пробормотала, оборачиваясь. Еще не хватало, чтобы они со мной сейчас возились. — Уже прошло. Я...
И осеклась, перехватив взгляд Эвераша. Направленный... нет, не на мое лицо — на шею.
«Мамин кулон», — молнией мелькнула мысль. Я совсем про него забыла.
