Появившись в своем доме, подвыпивший Сидор вызвал в семье переполох. Отец, трезвенник, увидев в таком состоянии сына, схватил его за шиворот и так встряхнул, что на грозный вопрос: «Это что?» – тот сразу во всем покаялся. Узнав, что Пимен хочет сковырнуть Феофила, отец, добрый христианин, возмутился. Нахлобучив головной убор, хлопнув дверью, он куда-то торопливо направился. А прибежал он в кузню к Петрухе, который не хуже Кузи славился умением вести за собой народ. Петруха был занят, и отцу Сидора пришлось его подождать. Он зачарованно смотрел, как работает кузнец, который из куска раскаленного железа выделывал такую красивую завитушку на дверь, что дух захватывало. Когда железо поостыло, Петруха сунул его в воду и посмотрел на мужика.
– Для боярина, – не то спросил, не то утвердительно произнес отец Сидора.
– Для него, для Тучина, – пояснил Петруха.
И, отирая тыльной стороной ладони вспотевший лоб, спросил:
– Ты что, Сеня?
– Да ты знашь, Петруха, что хочет наш Пимен? – И поведал ему то, что узнал от сына.
Пудовые кулаки Петрухи угрожающе сжались.
– Ну мы еще поглядим, кто кого! – И, схватив кувалду, ударил ею по наковальне. – А что Феофил-то ждет? – спросил он.
Сеня только пожал плечами.
– Ладноть, – взяв щипцы и ворочая железо, произнес Петруха, – вечером приходи, я мужиков соберу, к посаднику пойдем.
Посадник Фома Андреевич, только что избранный, успевший побывать у Марфы и отблагодарить ее за помощь в его избрании, растерялся, когда к нему ввалилась толпа во главе с Петрухой.
– Ты пошто, – начал кузнец, грохнув кулачищем по столу, – не отправляешь Феофила в Москву на его поставление?
Грозный вид великана, этот удар по столу испугали Фому. Он сжался и залепетал:
– Да… я, конечно, отправлю.
– Ну и отправляй! – прогудел Петруха.
– Но… вначале взять надоть у великого князя опасную грамоту.
– Ну, бери, – рявкнул Петруха.
– Да… того… посланца.
– Так посылай! – прогремел Петруха и повернулся к братии.
Те поддержали его, да так, что бедного Фому бросило в жар.
– Завтра придем. Не отправишь… – Петруха поднял кулачище.
Фома выставил руки для защиты. Петруха другой рукой отвел их и промолвил:
– Не поможет!
Гонца он отправил утром, а сам побежал к Марфе, боясь, что кто-то опередит его с этой вестью. «Лучше самому», – подумал он. Марфа выслушала его молча. Поняла все, когда он сказал ей о Петрухе.
– Ладноть. Иди, – сказала она и отвернулась.
Великий князь Иван III, узнав о том, что Великий Новгород просит разрешения на приезд Феофила, ответил посланцу так:
– Вотчина моя Великий Новгород прислал ко мне бить челом, и я его жалую. Нареченному владыке Феофилу велю быть у себя и у митрополита для поставления без всяких зацепок, по прежнему обычаю, как было при отце моем, деде и прадедах.
Такой ответ великого князя придал московской стороне уверенность и свидетельствовал о дружелюбном настрое великого князя к ним, новгородцам. Теперь бояре московской стороны ходили уверенные в своей победе, довольно поглаживая бороды. Но… радость их и торжество оказались преждевременными.
