Получив эти письма, посадник, как обычно, побежал к Марфе. Здесь же был ее сын Димитрий, ставший воеводой. Прочитав княжеское письмо, Марфа зло ухмыльнулась:
– Ну и лиса, опять лижется! Перехитрить нас хочет. Не выйдет. Казимир обещал помочь и поможет. А ты, – она посмотрела на сына, – готовь войско.
Посадник стал тяготиться таким поведением боярыни и еле сдержался. Но промолчал.
Ответа из Новгорода ни на княжеское письмо, ни на митрополичье не последовало. Но пришло донесение, что Великий Новгород готовит войско. И великий князь вновь созвал думу. На этот раз даже боярин Кошкин высказался за поход. После слов Юрия Кошкина Иван Васильевич, глядя на лица думцев, понял, что противников нет. Опершись о стол, он поднялся во весь рост, ногой отодвинул кресло и, привычно сгорбившись, за что получил прозвище «горбатый», подошел к окну. Майское солнце постепенно начинало припекать. И тут на ум князю пришли слова, когда-то сказанные дедом: «На Великий Новгород надо ходить только зимой. Иначе много люду положишь». Он быстро вернулся на свое место и, не садясь, спросил:
– Когда будем выступать? Сейчас или зимой? Вы знаете новгородские земли с их лесами, болотами, реками. Ранее великие князья выступали против них только зимой. А если кто ходил не зимой, много людей терял. – Проговорив это, он внимательно посмотрел в лицо почти каждого думца.
Прозвучал дружный ответ:
– Сейчас.
– Сейчас, – повторил Кошка. – Побережем людей дорогой. А кто погибнет… на все Божья воля… Зато они нас не ждут. А выигрыш получим…
– …и немалый, – поддержал Кошку Данила Холмский.
Все согласились. Иван Васильевич вздохнул:
– Сейчас так сейчас. Данила Димитриевич, – обратился он к князю Холмскому, – ты и боярин Федор Давыдович поведете войска. Я вам дам тысяч десять. Вы пойдете к Руссе. А ты, – он посмотрел на князя Стригу Оболенского, – Иван Васильевич, с Даньяром идите к Вышнему Волочку, а оттель пойдете по реке Мсте. Братья мои да князь верейский со своими полками пойдут прямо в новгородские земли. Ступайте с Богом.
Когда они вышли, Холмский, спустившись с крыльца, дождался Стригу Оболенского. Оглянувшись, молвил:
– Смотри, князь-то наш великий как все продумал!
Стрига только улыбнулся, и они расстались.
Великий князь этим не ограничился. Вызвав к себе дьяка Василия, он приказал ему снарядить посла в Псков, чтобы тот потребовал от псковитян выступить против Новгорода. Те, помня слова владыки, ответили посланцу:
– Как только услышим великого князя на Новгородской земле, так и сядем на коней за своего государя.
Но псковский посадник тайно пригласил к себе некоторых бояр и посвятил их в свой ответ московскому посланнику.
– Ты это правильно сделал, – молвил боярин Иван Шибанов, – да дай-ка складную грамоту в Новгород.
Все поняли хитрость боярина и заулыбались. Посадник выполнил их волю. Конечно, Иван Васильевич ничего не знал о складной грамоте, а полученным ответом был доволен. Но в Пскове нашелся перебежчик, который тайными тропами пробрался в Новгород и оповестил их об истинных намерениях псковитян. Ударил вечевой колокол. Вече, узнав об измене, решило проучить гнусных псковитян. Посадник собрал всех старост и приказал собирать дружину из плотников, гончаров и других ремесленников. Хотя это было не особо боевое войско, но мужики бывалые. Вести войско вызвался Димитрий Борецкий. Он уже хаживал во главе. Мать, скрепя зубами, отпустила сына.
