Государственность – национальная идея Беларуси - страница 5



. Ефросиния Полоцкая в Иерусалиме «обита у Святое Богородици в Руском манастыри»[4]. Весьма показательна и система самоидентификации Кирилы Туровского. Наиболее выразительно она нашла отражение в созданном им каноне на «Успение преподобныа княгини Ольги, бабы Владимеря». «Русь» в этом источнике пониается в широком смысле как территория всего государства, как совокупность всех восточнославянских земель, исповедующих «рускую» веру[5]. Можно говорить о формировании в среде восточнославянской элиты в это время параметров новой коллективной идентичности, характерной для всех земель Киевской Руси. Вряд ли можно подвергать сомнению факт существования «политического народа» Киевской Руси («княжеского сообщества»). Очевидна и однородность городской материальной культуры на всем восточнославянском пространстве. Стремление употреблять термин «древнерусская народность» в советской историографии было продиктовано не в последнюю очередь желанием учитывать эти очевидные факты. Правда, само смысловое содержание этой дефиниции у разных исследователей был весьма неоднозначным. Кроме тех, кто делал и делает выводы о монолитной древнерусской общности, проблемы, характеризовали древнерусское единство как относительное, в первую очередь, в этническом плане[6]. Белорусский археолог и историк Г. Штыхов в своих трудах целенаправленно проводит тезис о том, что об однородной этнографической общности восточных славян и наличия у них «живого», а не литературного, единого языка говорить не приходится[7].

Весьма скептически оценивает возможность существования единого древнерусского самосознания современный украинский историк Наталья Яковенко. Она считает весьма спорным тезис о том, что все население Восточной Европы осознавало свое этническое единство. О невозможности такой формы сознания свидетельствует, согласно Н. Яковенки, отсутствие единого информационного поля на такой громадной, разделенной непроходимыми лесами и болотами, территории, которой была княжеская Русь, что исключает возможность сознания такого типа, кроме узкого круга образованной элиты[8]. Достаточно близкая точка зрения на эту проблему обоснована украинскими историками и археологами Людмилой Иванченко и Александром Мотей[9].

Говорить о существовании общего этнического самосознания основной массы населения (90 % – крестьяне) Киевской Руси вряд ли возможно. Трудно согласится и с суждением российского ученого Валентина Седова будто бы основой восточнославянской этноязыковой общности (древнерусской народности) было городское (!) население, которое якобы говорило на живом древнерусском языке, в то время как в сельских местностях прочно сохранялись диалектные особенности, которые легли в основу новых восточнославянских языков. Только монголо-татары и литовская экспансия, согласно мнению этого исследователя, «виновны» в исчезновении древнерусской этнической общности[10].

Не совсем понятно тогда, какие данные исторической лингвистики подтверждают, будто бы городское население разговаривало на одном и том же языке на всей территории Киевской Руси? Берестяные грамоты свидетельствуют как раз об обратном[11]. Вместе с тем, не может вызывать споров тезис об однородности материальной и духовной культуры горожан на всем пространстве Киевской Руси (за исключением языка). Этот культурный комплекс ничто не мешает называть древнерусским.