Царское правительство, как и многие россияне в годы Великой войны, видимо, не до конца понимали с катаклизмом какого масштаба столкнулась страна. Не случайно, в самом начале войны многие считали, что она продлиться недолго и вскоре закончится полным разгромом Германии и ее союзников. Жизнь в стране так и не была в полной мере переведена на военный лад, как это произошло, например, в СССР годы Великой Отечественной войны. Известный русский искусствовед и литературный критик Э. Ф. Голлербах, вспоминая Петроград военного времени, писал: «Театры и шантаны ломились от публики, война жирно кормила казнокрадов, вылуплялись неведомо откуда новые меценаты и коллекционеры, бешено кутило тыловое офицерство»[110]. Ни о каком единстве фронта и тыла в этих условиях говорить не приходилось и тот патриотический подъем, который имел место в начальный период войны, был бездарно растрачен.
Либеральная пресса смаковала каждое громкое выступление представителей либеральной оппозиции в Государственной думе, каждую неудачу на фронте, формируя определенным образом общественное мнение. Ведь цензура фактически отсутствовала. Обыватели упивались всякого рода слухам и пересудам, как впоследствии оказалось большей своей частью не соответствовавшими действительности, касающимся Г. Распутина и императорской семьи. А. Н. Боханов, исследовавший последние годы существования монархии в России, справедливо отмечал: «Обращаясь к истории последних Романовых, приходится буквально продираться сквозь завалы слухов, сплетен, полуправды и откровенной лжи, которые бесконечной чередой обступают и личность Николая, и личность Александры Федоровны, и особенно их отношения с Григорием Распутиным»[111]. В конце концов Распутин был убит, но его убийцы остались практически безнаказанными. Авторитет царя достиг самого низшего уровня. Убийство Распутина и безнаказанность его исполнителей стали своеобразным сигналом к свержению царя и правящей династии, а затем и к расправе над ними. Большая часть газет, так называемая «просвещенная общественность», оппозиционные политические партии делали все, чтобы настроить народ, «массу», как любил выражаться В. И. Ульянов (Ленин), на власть. А если говорить о революционных радикалах, то они целенаправленно осуществляли широкомасштабную подрывную деятельность на фабриках и заводах, в воинских частях, впечатляющая картина которой предстает перед нами в работах историков советского периода[112]. Лидер большевиков из Швейцарии прямо призывал к «поражению своего правительства в империалистической войне»[113]. В исторических исследованиях советского периода это рассматривалось как большое и позитивное достижение партии большевиков.
В 1916 – начале 1917 г. демонстрации и забастовки под лозунгами «Долой войну!», «Долой полицию!», «Долой царя!» приобретали в столице обычный и массовый характер. Разного рода радикалы из числа профсоюзных деятелей и представителей революционных партий подстрекали рабочих к противоправным действиям, в том числе демонстрациям и забастовкам, а солдат и матросов к неповиновению офицерам. Царская семья стремилась личным примером показывать долг служения отечеству.
Царь с 1915 г. большую часть времени находился был на фронте, царицы и ее дочери не гнушались работой в госпиталях. Но этого было явно недостаточно.
А. Блок, находившийся в самой гуще духовной жизни России начала ХХ в., а в 1917 г. еще и работавший редактором при Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, замечал, что накануне Февральской революции «Император Николай II, упрямый, но безвольный, нервный, но притупившийся ко всему, изверившийся в людях, задерганный и осторожный на словах, был уже «сам себе не хозяин»
