Говорит и показывает - страница 26

Ю-Ю смотрит, хмурясь и сверкая глазами, даже в полутёмных утренних сумерках я вижу, как горит его взгляд:

– Он… ничего… он ничего не сделал тебе?

– Что сделал?

– !!! – его лицо, глаза, брови красноречивее слов.

И догадался же до всего. Никто больше не догадался бы, не подумал бы и тем более не почувствовал, никто даже не думает, что что-то такое… Да что они вообще думают обо мне?!..

Но ты несправедлив, Ю-Ю!

– Да ты что?! – я задохнулась, возмущённая, что он подумал обвинять Васю.

Ю-Ю вдохнул, распустил густые брови:

– Ладно, спать ложись. Скоро уж все вставать начнут…

Я обняла его и поцеловала в тёплую, немного колючую щёку – не брился ещё.

– С Новым годом, Ю-Ю! – и близко посмотрела в его синеющие глаза.

– Да ну тебя, «С Новым годом»… – проворчал он, легонько оттолкнув меня и отправляясь к себе в комнату.

Я разделась и легла под одеяло. Постель какая-то холодная.

Меня жгли и вертели воспоминания о сегодняшней ночи, не давая уснуть. Как я сначала почти ненавидела эту Анну Олеговну, Васину маму, а она оказалась вовсе не такой, как я думала: не гадкой теткой, как представляется, когда думаешь о человеке, который пахнет так, как их комната. А Анна Олеговна маленькая, меньше, чем я, и глаза у неё огромные, печальные…

И Вася… Вася… Я повзрослела сегодня на несколько лет. И то, что у нас случилось с ним, и что не случилось… Как бы я пережила, если бы случилось? Как бы пришла и увидела Ю-Ю, если бы случилось? Он вон как рассердился… ему ещё противно стало бы, что я… что я такая… Такая…

Но при этом я знаю, что как это ни было бы ужасно потом, я позволила бы Васе. Хорошо, что он… что он такой. Настоящий. Настоящий мой друг.

Но его поцелуи, его руки, запах его тела, вкус его губ, горячность его кожи… Весь он, в моих руках, так близко. Никто ещё не был со мной так близко.

Я будто проснулась. Во мне что-то родилось и что-то умерло этой ночью. До вчерашнего дня была одна жизнь, с сегодняшней ночи началась другая. Всё по-другому. Я другая. Сам Вася другой.

Я даже не думала о нём, как положено думать о мужчинах. То есть, конечно, только как о мужчине и думала, но… мужчины, они где-то Там… Не так близко… И я не представляла ни разу, что он целует меня. Ни разу. Но я вообще ни разу не представляла, что кто-то целует меня. Выходит, правильно, родители думают, что я ребёнок и не беспокоятся.

До вчерашнего дня так и было.

Но Вася оказался мужчиной. И он подошёл близко. И я теперь не ребёнок… Как страшно, волнительно и необычно. Как грустно, что вдруг от меня отрезали детство. Что теперь я… женщина?

Какой ужас…

Ветер усиливался на улице, завывая и высвистывая свою вечную и жутковатую мелодию. И снег валит всё гуще и его мотает как занавес капризной невидимой рукой то в одну сторону от окна, то в другую.

Нарисуй нам, Мороз, круги на стекле.

Пусть стучится в окна злая пурга.

Нам тепло внутри

И мы не боимся зимы.

Если остывает в груди,

Вот тогда мне страшно.

Если останавливается кровь,

Мне ещё страшнее.

Пусть кровоточит душа,

Пусть болит и стонет,

Чем молчит и не дышит.

Почувствуй дыханье,

Пусть рисует Мороз на окне.

Посмотри на снег, он не мёртвый,

Он живёт: он танцует, весёлый,

Он злится и тает.

А теперь, посмотри на меня,

Ты ещё чувствуешь жизнь?

Чувствуешь жизнь во мне или её больше нет?

Я не чувствую, разбуди меня!

Я не чувствую боли, я не чувствую жара…

Разбуди меня, отыщи во мне душу!

Синий зимний день слабо светит в окна, закрашенные морозными узорами, я повернула голову, Виктор спит, лицо безмятежно и такое молодое сейчас… Он даже милый, захотелось поцеловать его. Нет, разбужу, пусть поспит, неприятности на работе, устал за последние недели, каждый день говорил, что как он ни бьётся, не могут выполнить план, пусть хотя бы в праздники отоспится…