– О да.
– Погодите, есть еще один выход!
– Какой выход?
– Как проделать путь, не взбираясь на лошадь.
– Какой путь?
– Путь, ведущий отсюда в Бар-ле-Дюк.
Бальзамо ждал продолжения.
– Сюда вы добрались на почтовых лошадях?
– Несомненно, разве что сам Сатана им помог.
– Сперва я так и подумал: ведь вы, судя по всему, с ним не враждуете.
– Вы оказываете мне чрезмерную честь, барон, я ничем ее не заслужил.
– Ну что ж! Лошади, которые привезли вашу карету, могут ее и увезти.
– Никак не могут, потому что у меня осталось только две из четырех. Карета тяжелая, а почтовые лошади нуждаются в отдыхе.
– Этот довод заслуживает внимания. Вы решительно желаете ночевать здесь.
– Я решительно желаю этого сегодня, чтобы увидеть вас завтра. Хочу засвидетельствовать вам свою признательность.
– Для этого в вашем распоряжении есть весьма простое средство.
– Какое?
– Поскольку вы пользуетесь расположением Сатаны, попросите его открыть мне тайну философского камня.
– Господин барон, если вы так этого жаждете…
– Еще бы, разрази меня гром! Еще бы мне не жаждать философского камня!
– В таком случае следует обратиться не к дьяволу, а к другому лицу.
– Кто же это лицо?
– Я, как говорил Корнель в одной из своих комедий, которую он читал мне, погодите-ка, ровно сто лет тому назад, проходя по Новому мосту в Париже.
– Ла Бри! Мошенник! – возопил барон, которому мало-помалу разговор в такое время с таким человеком начинал представляться опасным. – Попытайтесь найти свечу и посветите господину путешественнику.
Ла Бри поспешил исполнить поручение; занимаясь поисками свечки, столь же успешными, как поиски философского камня, он был вынужден кликнуть Николь, чтобы она пошла вперед и проветрила красную комнату.
Николь оставила хозяйку в одиночестве; вернее, Андреа была рада, что может отпустить Николь: ей хотелось побыть наедине со своими мыслями.
Барон пожелал гостю доброй ночи и удалился на покой.
Бальзамо достал часы, потому что помнил обещание, данное Альтотасу. Прошло уже не два, а два с половиной часа с тех пор, как ученый заснул. Тридцать минут были потеряны зря. Бальзамо справился у Ла Бри, найдет ли он карету на прежнем месте.
Ла Бри отвечал, что карета должна быть там же, где была, если только не ездит сама по себе.
Тогда Бальзамо спросил, где Жильбер.
Ла Бри заверил, что Жильбер как истый бездельник по меньшей мере час назад уснул.
Уяснив себе как следует, каким путем можно попасть в красную комнату, Бальзамо вышел, чтобы разбудить Альтотаса.
Что касается красной комнаты, г-н де Таверне ничуть не солгал относительно ее убожества; обстановка ее соответствовала всему убранству замка.
Дубовая кровать под стареньким штофным одеялом, некогда зеленым, а ныне пожелтевшим; того же цвета штофные обои, висевшие лохмотьями; дубовый стол с витыми ножками; большой камин времен Людовика XIII, сложенный из камня: зимой, когда в нем пылал огонь, он, должно быть, напоминал о роскоши и неге, но летом, лишенный огня, являл собой жалчайшее зрелище – без решетки, без щипцов и ведерка, без дров, но зато полный старых газет; таково было убранство комнаты, счастливым обладателем коей оказался на эту ночь Бальзамо.
Добавим сюда два стула и деревянный исцарапанный платяной шкаф, выкрашенный серой краской.
Покуда Ла Бри пытался немного прибрать в этой комнате, которую успела проветрить Николь, удалившаяся затем к себе, Бальзамо разбудил Альтотаса и вернулся в дом.
