– Кто вам сказал, что я назначил свидание именно ей?
– К кому же вы шли – там, во флигеле? К чародею, что ли?
– Может быть. Вы же знаете, что я честолюбив.
– Скажите лучше – завистливы.
– Это две стороны одного и того же понятия.
– Давайте не превращать разговор о деле в разговор о понятиях. Вы меня больше не любите, не так ли?
– Нет, не так. Я вас люблю.
– Почему же вы избегаете меня?
– Потому что, встречая меня, вы всякий раз ищете со мной ссоры.
– Вот именно: я ищу ссоры, так как мы больше не встречаемся.
– Вы же знаете, что я всегда дичился людей и стремился к одиночеству.
– Ага, значит, к одиночеству поднимаются по лестнице. Извините, не знала.
По этому пункту Жильбер потерпел поражение.
– Полно, Жильбер, будьте откровенны, если можете, и признайтесь, что вы меня больше не любите. А может, вы любите нас обеих?
– А если это так, что вы скажете? – спросил Жильбер.
– Скажу, что это чудовищно.
– Вовсе нет, это просто ошибка.
– Ошибка вашего сердца?
– Нашего общества. Вам ведь известно, что есть страны, где у каждого мужчины по семь-восемь жен.
– Но они же не христиане! – нетерпеливо отозвалась Николь.
– Они философы, – надменно парировал Жильбер.
– Стало быть, господин философ, вы сочтете правильным, если я последую вашему примеру и заведу себе второго любовника?
– Мне не хотелось бы относиться к вам несправедливо, мучить вас, обуздывать движения вашего сердца… Святая свобода выражается прежде всего в свободе выбора. Смените предмет своей любви, Николь, я не стану принуждать вас к верности – по-моему, она несвойственна человеку.
– Вот видите! – вскричала Николь. – Вы меня не любите!
Жильбер был сильным спорщиком – и не потому, что блистал логикой: просто его ум отличался парадоксальностью. И потом, он знал хотя и мало, но все же больше Николь. Девушка читала лишь то, что казалось ей забавным, а Жильбер, кроме этого, читал еще то, что казалось ему полезным. Поэтому, пока длился их спор, Жильбер постепенно обретал хладнокровие, тогда как Николь его теряла.
– У вас хорошая память, господин философ? – с иронической улыбкой поинтересовалась Николь.
– Иногда, – отвечал Жильбер.
– А вы помните, что вы мне сказали, когда пять месяцев назад мы возвратились с мадемуазель из монастыря Благовещения?
– Нет, напомните.
– Вы сказали мне: «Я беден». Это было в тот день, когда мы вместе читали «Танзая» под сводами старого, полуразрушенного замка.
– Прекрасно, продолжайте.
– В те минуты вы дрожали, и весьма сильно.
– Вполне возможно: по натуре я робок, однако делаю все, чтобы по примеру других избавиться от этого недостатка.
– И когда вы исправите все свои недостатки, то станете безупречным, – смеясь, проговорила Николь.
– По крайней мере сильным – ведь силу дает мудрость.
– Где вы это вычитали, скажите на милость?
– Какая вам разница? Вернитесь-ка лучше к тому, что я говорил вам в развалинах.
Николь почувствовала, что шаг за шагом теряет почву под ногами.
– Да, вы говорили: «Я беден, Николь, никто меня не любит, никто не знает, что у меня здесь что-то есть», – и прикладывали ладонь к сердцу.
– Ошибаетесь, Николь: если, говоря так, я и прикладывал к чему-то руку, то не к сердцу, а к голове. Сердце – это лишь нагнетательный насос, снабжающий кровью наши члены. Читайте «Философский словарь», статью «Сердце».
С этими словами Жильбер самодовольно выпрямился. Униженный перед Бальзамо, он показывал теперь свое превосходство перед Николь.
