Граф Калиостро, или Жозеф Бальзамо. Том 1 - страница 80
– Уверяю вас, ваше высочество, мне известно все, – отвечал Бальзамо, – и раз уж вы решительно желаете…
– Да, желаю.
Бальзамо взял графин, все так же стоявший в золотой чаше, отнес его в самое темное место у задней стенки беседки, где из искусно обтесанных обломков скал был сложен грот. Затем, взяв эрцгерцогиню за руку, подвел ее к мрачному входу в грот.
– Вы готовы? – задал он вопрос дофине, которая была даже немного напугана его неожиданными манипуляциями.
– Да.
– Тогда на колени, ваше высочество, на колени! Вам будет легче молить Бога, чтобы он избавил вас от ужасной развязки, которая предстанет вашим очам.
Дофина машинально подчинилась и рухнула на колени.
Бальзамо дотронулся жезлом до хрустального шара, в котором явно возникло какое-то темное, страшное изображение.
Дофина попыталась встать, покачнулась, упала, испустила душераздирающий крик и потеряла сознание.
Вбежал барон – принцесса была без чувств.
Она пришла в себя через несколько минут.
Прижав ладонь ко лбу, словно человек, пытающийся что-то вспомнить, она вдруг с невыразимым ужасом крикнула:
– Графин!
Барон принес графин. Вода в нем была чиста и прозрачна.
А Бальзамо исчез.
16. Барон де Таверне начинает верить, что ему наконец улыбнулось счастье
Первым, кто обнаружил обморок дофины, был, как мы уже сказали, барон де Таверне; он держался настороже, весьма обеспокоенный возможными последствиями разговора между нею и прорицателем. Он услыхал крик, который издала ее высочество, увидел, как Бальзамо торопливо пробирается среди деревьев, и вбежал в беседку.
Первое, что произнесла Мария-Антуанетта, была просьба показать графин, второе – не причинять зла колдуну. Распоряжение оказалось крайне своевременным: Филипп де Таверне уже устремился, словно разъяренный лев, по следу, и тут голос дофины остановил его.
Подоспела статс-дама дофины и принялась расспрашивать ее по-немецки, однако на многочисленные вопросы Мария-Антуанетта ответила только, что Бальзамо был крайне почтителен и что с нею, очевидно, случился приступ нервной горячки, вызванной усталостью от долгой дороги и вчерашней грозой.
Ответы были переведены г-ну де Рогану, который ждал объяснений, но сам расспрашивать не осмеливался.
При дворе довольствуются уклончивыми ответами, и, хотя объяснения дофины ничуть не удовлетворили придворных, они сделали вид, будто совершенно удовлетворены. И тут подошел Филипп.
– Ваше королевское высочество, – доложил он, – я прибыл во исполнение вашего приказа, дабы напомнить, что полчаса, отведенные вашим высочеством на пребывание здесь, к моему величайшему сожалению, истекли и лошади поданы.
– Хорошо, сударь, – ответила она, сделав очаровательный, но в то же время болезненно-вялый жест. – Однако я вынуждена изменить планы. Сейчас я не способна ехать… Думаю, если я посплю несколько часов, этот небольшой отдых восстановит мои силы.
Барон побледнел. Андреа с тревогой взглянула на отца.
– Но наше жилище недостойно вашего высочества, – пробормотал де Таверне.
– О, прошу вас, сударь, не беспокойтесь, – отвечала дофина голосом, свидетельствующим, что она вот-вот может лишиться чувств. – Мне нужно только немножко отдохнуть.
Андреа тут же удалилась, чтобы приготовить свою спальню. Она была не слишком большая и, наверное, не отличалась особой роскошью, однако в комнате девушки-аристократки, какой была Андреа, пусть даже она бедна, как Андреа, всегда есть нечто милое, что не может не порадовать взор другой женщины.