Обычно ниже сисек уже не смотришь. А тут смотрел бы и смотрел. Талия узкая, живот гладкий, плоский, нетронутый модой на кубики - побочным эффектом эмансипации. Свежейший стейк с кровью, десерт для гурманов. Такая или быстро бегает, или у неё очень высокие требования к потенциальному самцу. Иначе как ещё объяснить ее непорочность? Как уцелела? С такими-то бёдрами и ногами?
Света одной лампы не хватало, чтобы отогнать от неё все тени. Но это было даже хорошо. Тусклое освещение превращало все вокруг в сцену нуар-арт. Ей бы ещё чулки такие… на подвязках, а ему - сигарету и солодовый скотч со льдом в стакане.
- Потрогай себя там, поласкай, - попросил хрипло Глеб и взмок. - Ты же знаешь, как это делается?
Знала, знала. Не могла не знать. Но стояла, вытянувшись в струну, или из вредности или потому, что ее трясло до судорог.
- Лера, ты ведь не хочешь, чтобы это сделал я? Или хочешь?
Девчонка хныкнула, перестала терзать свои бёдра ногтями. Прошлась ладонью по гладкой коже к месту соединения ее красивых длинных ножек. Остановилась, будто ожидала дальнейших указаний.
- Лера! Пальцем в звезду! И покажи мне, какая ты мокрая.
Власть над страхом отключает рассудок. Логика Графа отчаянно ломилась в закрытые двери бессознательного. Был бы Граф хоть на сотую долю больше джентельмен, чем графИн, он бы мог остановить это. Мог. Но… «Зверь самый лютый жалости не чужд. Я чужд, так значит я не зверь.»
Она пошатнулась. Не открывая глаз, сделала пару шагов назад. Прислонилась попкой к торцу стола. Запрокинула голову, выгнулась. Тени ночи плотнее обступили ее силуэт, однако, главное он видел: пальцы ее несмело поглаживали бритый лобок, проскальзывали в борозду, разделяющую ее мягкие влажные дольки. Она слегка дотрагивалась до своей вкусной начинки и чуть-чуть сильнее, чем обычно, вздрагивала, вызывая такую же точно реакцию у него в штанах.
- Разведи ноги!
Глеб готов был поспорить сам с собой, что ею уже руководил не только принцип наименьшего сопротивления, но и чуть-чуть его голос. А может, и не чуть-чуть.
- Шире!
И девочка внезапно сдалась. Перестала сопротивляться, смирилась или поняла, что это самое гуманное наказание за ее поступки.
- На стол, Лера. Ляг на стол, - и тебе удобно и мне лучше видно. - Разведи ноги. Покажи мне себя.
Она опять сделала это. Коснувшись лопатками поверхности стола, изогнулась, подняла бёдра и раскрылась. От развратной откровенности этого движения у Графа перехватило дыхание, а детородный орган разве что не зазвенел. К сорока трём годам он накопил большой опыт в области чувственных наслаждений. Он видел и не такое и даже принимал активное участие. Он думал, что раскочегарить фантазию, как в юности, уже мало что сможет. Но этим тонким пальчикам которые с лёгкостью смычка порхали по упругому, как струна, маленькому бугру нежной плоти, удалось. Жаль, она себя не видела. Ей очень шло исполнять этот эротический номер. Ее тихое соло под его сиплый аккомпанемент в полумраке стало самым сильным сексуальным переживанием, взорвалось под ширинкой одновременно с ее стоном.
Таких конфузов с ним, однако, не случалось раньше...
- Ты уже близко? - поинтересовался Глеб, когда в паху стихла пульсация.
- Ненавижу! - крикнула она, очевидно приближаясь к финалу.
- Знаю, Лера, знаю. Но это временно. С этим потом разберёмся. Сейчас просто кончи. Я хочу это видеть!
С минуту ее корежило над столом, потом она опустила бёдра и обмякла, стыдливо свела колени вместе и спрятала лицо в ладошках.
