– Странно, я думал, что отменил все встречи на сегодня… – пробормотал я, шагая к двери. Заглянув в глазок, я обнаружил там пожилого мужчину в довольно приличном светлом костюме. Никогда раньше я его не видел, может, ошибся? Хоть бы. Открыв дверь на длину цепочки, я хотел было грозно поинтересоваться о целях гостя, но, как назло, голос дал петуха.
– Что Вам нужно? – кажется, даже у Микки Мауса не было такого противного голоса.
– Здравствуйте. Вы Владимир? Вы рисуете под псевдонимом Emprento? – спокойно спросили по ту сторону двери.
– Emperor. – поправил я. – Чем могу помочь?
– Ну, для начала, Вы меня очень обяжете, если откроете дверь, молодой человек, – весело отозвался гость.
Какие мы нежные, дверь ему, видите ли, мешает. Ладно, надеюсь, он не задержится. Открыв дверь, я рассмотрел своего визитера получше. Седые, коротко стриженые волосы, слегка удлиненные мочки ушей, интересный изгиб густых бровей, четко очерченные линии вокруг глаз, ровный лоб, правильная форма головы. Хмм… цвет глаз немного не подходит, жаль нельзя перекрасить. Хотя…
– Вас когда-нибудь рисовали? – не давая ему раскрыть рот, спросил я.
– Что, простите… – опешил гость. – Нет, боюсь, я…
– Вот и хорошо. Проходите. – повернувшись, я пошел в комнату, мне срочно нужен был уголь.
– Подождите, Владимир! Мне не нужен портрет, меня интересуют Ваши картины! Могу я взглянуть на имеющиеся? – зайдя в коридор, мужчина торопливо стал снимать с себя туфли. Манерный, однако. Остальные себя такими вещами не утруждали.
– Не разувайтесь, – сказал я, – проходите так. Картины в комнате. Идемте.
Вытащив из чехла три своих недавно нарисованных картины, я расставил их полукругом вокруг клиента, давай возможность рассмотреть каждую отдельно и все их вместе. С этими картинами вышла интересная история. Дорисовав последнюю и поставив ее к остальным, я уже было собрался выходить из комнаты, но что-то зацепило мой взгляд. Картины стояли…неправильно.
Не знаю, как это объяснить, но я чувствовал, что они стоят не так, как следовало бы. Проведя около получаса переставляя их между собой, я, наконец, понял, в чем была причина моего беспокойства. Эти три картины были, по сути, одной, но в то же время каждая была целой, индивидуальной, законченной. А вот когда смотришь на них одновременно, то создается ощущение бесконечно повторяющегося процесса цветения и угасания прекрасного танца, что завораживает своим монохромным сиянием, словно постепенно притягивая, он заставлял ощутить тебя частью этого действа.
Признаться, мне не очень хотелось продавать их. Тем более по одной. Тем более незнакомому мне человеку, который наверняка не оценит и не поймет их. С другой стороны, у меня почти не осталось денег. Зато осталось много угля. Что же делать?
Поставив чистый холст, я достал новую пачку и вытащил толстую палочку. Ладно, думал я, обтачивая палочку, будь что будет. Не думаю, что они ему понравятся. Вздохнув, я посмотрел сначала на картон, затем на гостя.
– Как Вас зовут? – спросил я, пристально вглядываясь в его лицо.
– Ох, простите, я не представился, мое имя Альберт, я занимаюсь… – затараторил он, но я его уже не слушал.
“Альберт-мольберт” – хихикнуло где-то в моей голове. Я закрыл глаза, доставая из глубин памяти то, без чего я точно никогда не смогу рисовать. Итак…
«Поэт в голове велел взять чистый лист,
Поэт мне диктует строчки…»
Не открывая глаз, я провел линию, делящую картон надвое.
