Но вот чтобы в тени своей две тысячи мужиков спрятать, так чтобы глаз чужой их не видел, да ещё с конями… Нет, о таком она даже в книгах не читала.
– А ещё что тёмным делом казалось? – спросила Агнес у Волкова, оторвавшись от размышлений о великом мороке.
– Знали они наперёд, что мы идём. Знали наперёд, как стоять будем, как действовать будем…, – отвечал кавалер, вспоминая те события. – Мы словно в ловушку шли, что они нам расставили.
Вот тут Агнес уже всерьёз заинтересовалась:
– Думаете, знали? Может, оно само вышло, может, ловушка та не силами злыми, а умением устроена да беспечностью вашей?
– Может и так, только вот командир наш, маршал фон Бок, в такую же ловушку угодил, – Волкову не нравилось, что Агнес сомневается в присутствии тут злого дела. – Так же шёл и так же несколько тысяч человек у дороги своей не заметил, за что и сильно бит был.
Агнес всё равно сомневалась, но теперь уже меньше:
– Стекло-то у вас с собой?
– Ты же знаешь, что с собой.
– Ну, мало ли, вдруг вы потеряли, когда вас били? – спросила девушка с заметным ехидством.
Волков на это ничего не ответил, отпер свой сундук, вытащил оттуда мешок со стеклянным шаром внутри и бросил его на кровать:
– На, смотри.
– Поесть мне прежде надобно, помыться, – произнесла девушка.
И, как по заказу, из-за полога донёсся голос оруженосца Фейлинга:
– Господин полковник, господин инженер прибыл.
Волков вышел к инженеру:
– Ко мне приехала родственница.
– Да-да, я слыхал, – отвечал инженер.
– Она поживёт пока тут. Около стены, за моим шатром отгородите место для купальни и нужника.
– Немедля приступлю, – обещал Шуберт.
Когда он вернулся в шатёр, то увидел Агнес уже на кровати с шаром в руках, она уже была только в нижней рубахе. Когда только успела? Она подняла на него глаза и сказала:
– А вы, господин мой, ступайте, я одна побуду. Только поставьте кого-нибудь у входа, чтобы не вошёл кто ненужный.
И не дожидаясь, пока господин покинет шатёр, вообще уже не обращая на него внимания, стала снимать с себя последнюю одежду.
Офицеры, все рангом от капитана, собрались у шатра генерала, рассаживались за длинным столом на длинных лавках. Первыми сели полковники Фолькоф и Эберст, а также заместитель выбывшего по ранению фон Кауница капитан-лейтенант Фильсбибург, капитан ландскнехтов Кленк и новый командир кавалерии капитан фон Реддернауф.
– Слухи ходят, что вас, полковник, посетили гости, – сразу начал фон Беренштайн, как только все расселись, – надеюсь, наш военный совет не оторвал вас от более важных дел?
Офицеры стали улыбаться и понимающе посмеиваться.
– Нет, для меня нет ничего важнее, чем военный совет, – отвечал Волков холодно и даже не потрудившись привстать с лавки.
– Слава Богу, а то вдруг общение с молодыми девами для вас важнее, чем нудные советы, – продолжал генерал.
Волков не счёл нужным повторяться и промолчал, а фон Беренштайн, поняв, что его шутки далее не будут уже успешны, пришёл к делу. Первым делом он решил из разбитого полка фон Клейста оставшихся там людей распределить в полк Волкова и полк Эберста, собрав два сильных полка из трёх слабых. Кавалер получил две роты общей численностью двести шестьдесят человек. Но при этом у Волкова забрали всех оставшихся у него кавалеристов вместе с Гренером. Эберст получил роту в сто семьдесят человек. В резерве, в личном подчинении генерала, остались шесть сотен ландскнехтов, три сотни кавалерии и сто двадцать стрелков и арбалетчиков. Несмотря на всю неприязнь к фон Беренштайну, Волков посчитал такие изменения правильными и был, признаться, рад, что капитан-лейтенант Фильсбибург оказался у него в полку, так как Рене не очень хорошо справлялся со своими обязанностями.
