– На кой чёрт ты мне всё это рассказываешь?
– Я просто сказать хотел, что тебя не брошу, знаю, что ты без офицеров остался: Бертье, Брюнхвальд, я… Рене один у тебя, в общем, если я нужен, могу роту взять какую, а не нужен, так к стрелкам своим вернусь.
– С офицерами дело дрянь, – отвечал кавалер, глядя товарищу в глаза и понимая, что тот ещё не излечился, – и с сержантами тоже, я рад, что ты вернулся, но тебе надо долечиться, сидишь весь мокрый от пота, а от больного какой от тебя прок? Ступай к монаху. Микстуры пей. Послезавтра до рассвета к реке пойдём.
– Форсировать надумали? На тот берег намылились?
– Генерал решил, я был против, – Волков поморщился.
– Ты мне коня дашь? Моего убили там на берегу.
– Так и другого убьют.
– А что делать, я ж на деревяшке много не напрыгаю.
– Ладно, найду тебе мерина старого, – Волков протянул товарищу руку для рукопожатия.
– Мерин мне подойдёт, авось не на смотр еду, – ответил Роха, пожимая его руку.
– Ты только вылечись, успей. Ты поставил себе палатку? Я пришлю к тебе монаха.
– Вилли уже распорядился, и насчёт палатки, и насчёт брата Ипполита… Фолькоф, ты не волнуйся, вылечусь, – обещал Скарафаджо, всё ещё не выпуская его руку. – Твой монах – он волшебник. Да и я ещё не стар.
Волков молча кивнул, он верил ему, он надеялся, что Роха прав, кавалер давно его знал и видел, что этот человек всегда был упруг телом и крепок, как молодой кабан.
Агнес сидела на постели, на ней лишь рубаха нижняя, и та сползла, плечи открыты, а перина взбита, как будто на ней дрались.
У девушки волосы растрёпаны, она свесила ноги на ковёр и рассматривала его узоры. Подле неё в волнах взбитой перины уютно лежал синий стеклянный шар. Она держала на нём руку.
Кавалер сразу, с одного взгляда, почувствовал неладное:
– Что?
Девушка взглянула на него и ответила:
– Да вот… Поглядела на обидчика вашего.
– И что? Видела его? Он лыс, с железной рукой, но руку я не видел.
– Лыс? Может, и лыс, может, и с рукой… Я думала, один он, – она явно не спешила рассказывать ему то, что узнала.
– Да говори ты уже. Что узнала про него? – произносит он с заметным раздражением.
– Ни лысины его, ни руки я не видала, – отвечает она, всё так же не спеша, – а видала я его жену.
– И что там за жена? – он не понимал, зачем он ему про какую-то жену, что говорить надумала.
А она тут поглядела на него так, что он сразу почувствовал беспокойство.
– Баба она не простая, – продолжала Агнес серьёзно, – заглянула в неё, как в колодец старый: темно, глубоко, холодно. Это не он, это она на вас морок наводила. Она знала всякий раз, когда и где вы появитесь. Она вашим людям глаза пеленой застила. У неё и стекло есть, а ему в него не заглянуть, думаю, что силой для того он не вышел. А вот она…
Теперь его беспокойство окрепло, он устало сел рядом с ней:
– Что, сильна баба?
– Тварь увидала меня…Не даёт смотреть за ними, я так и не высмотрела, где она прячется, – тихо и зло сказала Агнес. – Пыталась выглядеть её… Глаза у меня стало разъедать…
– И что же делать? – спросил Волков.
– Ночи дождусь, может, спать она ляжет. Тогда и найду её. Или ещё когда… Как получится.
– Ждать нельзя, послезавтра на тот берег пойдём, вернусь ли? – спросил он, ожидая от неё положительного ответа, ведь она уже обещала ему, что с этой войны он придёт с победой и богатством.
А девушка ему на его вопрос не ответила, покосилась на господина и заговорила:
