Продолжая улыбаться, я всё же смог дотянуться до матери и взял её руку в свою.
– Успокойся, мам. – Погладил я её. – Я потерял глаза, но не зрение. Всё хорошо.
– Прекрати! – Вспылил отец. – Что за чушь ты несёшь? Мы слишком многое тебе позволяли. И к чему это тебя привело? Где твои друзья по группе? Я слышал, их состояние ещё хуже, чем у тебя.
– Верно. Но… – откинулся я на койку и скрестил руки на груди, – я говорю правду, отец. Я вижу. Зрение, правда, несколько иное. Но я всё вижу. Твой гнев, твою печаль, слёзы матери…
– Ты слышишь, а не видишь. Возможно, такое бывает, у тебя обострился слух и другие чувства. Но не обманывайся…, сынок, и не пытайся обманывать нас.
– Хорошо. – Сдержанно ответил я.
Тихо жужжа, рядом закружил комар. Я вновь улыбнулся. Комар кружил надо мной. Я неотрывно следил за ним. Он должен был сесть мне на лицо, как раз на правую щёку. Я видел, как гнус прицелился и тут резко вытянул руку и схватил его на лету двумя пальцами.
От резкого движения, мама вздрогнула, отец слегка нахмурился.
– Вот ты и попался, кровопийца. – Вертя его перед собой, сказал я, и тут же повернувшись к матери, мягко добавил. – Всю ночь спать не давал. Всё хорошо, мама, утри слёзы.
Медею я увидел ещё до того, как она вошла в палату. Навестила она меня сразу же, после визита родителей. Свет вокруг её фигуры был не стабилен. Он, то резко вспыхивал, заливая всё вокруг яркой белизной, то становился тусклым и погружал мир в своего рода сумрак.
– Привет. – Улыбнулся я ей.
Медея опиралась на костыль. Правая нога выше колена отсутствовала. Ей было больно, очень больно. Но стиснув зубы, она медленно опустилась на стул, на котором каких-то полчаса назад сидел мой отец.
– Дай перевести дух. – Тяжело дыша, сказала она. – Я потеряла много крови. Было тяжело тащиться с одного крыла больницы на другой. Плюс ещё лифт у них не работает.
– Ты…
– Мне никто не помогал. Твоя палата, Ал, на третьем этаже. Мне пришлось подниматься сюда с первого.
– Ясно.
Сделав глубокий вдох, она откинулась на спинку стула и попробовала перекинуть одну ногу на другую. Старая привычка стоила ей равновесия, и она упала со стула. Рядом с громким стуком упал костыль.
– Медея! – Крикнул я.
– Со мной всё в порядке. – Сказала она и тут же громко рассмеялась.
Слушая её смех, я тоже не удержался и начал смеяться. Сначала тихо, затем истерически и громко. Смех так и изливался из меня неудержимым и горьким потоком. Больно закололо в правом боку. Я смеялся и смеялся. Казалось, вот-вот, захлебнусь смехом и умру. Но тут Медея заплакала.
– За что! – Всхлипывая, крикнула она. – Что мы такого сделали? Я убью Макса!
– Ему досталось больше нас, Медея.
Сотрясаясь от слёз, Медея кое-как уселась на стул. Грустно взглянув на правую ногу, она откинулась на спинку и тяжело вздохнула.
– Ты же видишь меня, Ал? – Спросила она. – Что ты видишь?
– Трудно сказать. – Ответил я. – Но если … если вкратце. Я вижу свет вокруг тебя. Своего рода свечение, сияние…
– Мою ауру?
– Возможно. А что видишь ты?
– М-м-м… Иное. Линии. Тонкие, еле уловимые, как паутина на ветру. Они в постоянном движении… Если не сосредотачиваться… превращаются в клубок. А-а-а… Больно. Действие лекарств проходит. Как же меня трясёт.
Боль потоками одолевала и меня. Она охватывала тело полностью, иногда смещаясь, то к конечностям, то к голове. Ноющая и пульсирующая. Она хоть немного заглушалась препаратами и частично беспокойными мыслями о туманном будущем. Но с болью Медеи она не могла сравниться. Свет вокруг фигуры девушки становился всё ярче и ярче, передавая насколько же ей тяжело приходиться.
