Грани Любви: От Эха до Одержимости - страница 18

Эмили опустила взгляд в пол, ее глаза обжигали жгучие слезы, которые она пыталась подавить, но они упорно пробивались наружу. Она чувствовала, как тяжелые капли падают на ее щеки, оставляя на них мокрые дорожки.

– Я просто… я просто не знаю, что мне думать, – прошептала она, ее голос был полон отчаяния. – Я чувствую себя так, будто я все еще стою на этих острых осколках, которые ты мне оставил. Я боюсь сделать шаг, боюсь, что все снова рухнет, что я снова буду страдать.

Он протянул руку, но не коснулся ее, словно спрашивал разрешения, осторожно поместив ее ладонь в нескольких дюймах от ее руки, предлагая невидимую поддержку.

– Я знаю, – ответил он, его голос был полон раскаяния и сожаления. – И мне жаль, Эмили. Мне так жаль, что я причинил тебе такую боль. Я бы все отдал, чтобы вернуть то, что было, но я понимаю, что это невозможно. Я могу только постараться стать лучше, доказать тебе, что я достоин еще одного шанса.

Эмили подняла глаза и, впервые за долгое время, посмотрела прямо в глаза Томаса. Она искала в них какой-то ответ, искренность, правду, что-то, за что можно было бы ухватиться, какое-то основание для надежды. Но все, что она увидела, была та же самая боль, отражение ее собственного отчаяния и сожаления. Она знала, что впереди их ждет долгая и трудная дорога, полная испытаний и сомнений, но в этот момент она не могла понять, смогут ли они когда-нибудь пройти ее вместе, смогут ли они когда-нибудь по-настоящему простить и забыть, или осколки прошлого навсегда останутся у них в сердцах.

Молчание снова наполнило комнату, но на этот раз оно было уже другим. Это была не просто тишина между ними, а скорее, тяжелый груз их общей, разделенной боли, которая давила на них, словно прибивая к земле. Эмили закрыла глаза, пытаясь подавить слезы, которые продолжали течь по ее лицу. А Томас, в свою очередь, просто сидел рядом, чувствуя себя бессильным и растерянным, не зная, как помочь ей, как помочь им обоим, пока их прошлые ошибки не похоронят их окончательно под завалами несбывшихся надежд. Она почувствовала, как капля слезы скатывается с ее ресницы и падает на плед, оставляя на нем темное пятнышко, словно напоминание о том, что раны еще не зажили, и что путь к выздоровлению будет долгим и трудным. Она открыла глаза, вдыхая глубокий глоток воздуха, чувствуя, как отчаяние постепенно уступает место крошечной, но настойчивой надежде. Она должна была принять решение, выбрать, что она будет делать дальше, с собой, с Томасом, с их разрушенной жизнью.

Эмили по-прежнему сидела на диване, ее тело словно окаменело, а разум продолжал крутить пленку их недавнего разговора. Слова Томаса, его раскаяние, его обещания – все это висело в воздухе, словно призраки прошлого, одновременно манящие и отталкивающие. Она чувствовала себя измотанной, как будто пробежала марафон, но не достигла финишной черты, а лишь увязла в трясине сомнений. Каждое его слово, каждое его движение она анализировала с тщательностью патологоанатома, пытаясь найти в них хоть малейший намек на неискренность, хоть каплю лжи, которая подтвердила бы ее правоту в своем недоверии.

Ее внутренний монолог напоминал скорее шумный базар, где постоянно спорили два непримиримых лагеря. “Он лжет”, – кричал один голос, наполненный горечью и обидой, словно раненое животное. “Он всегда лгал тебе, он обманывал тебя с такой легкостью, как будто это было для него обычным делом. Ты просто наивная дура, если хоть на секунду поверишь ему. Он никогда не изменится, он всегда будет тем человеком, который способен на предательство”. Но другой голос, тихий и робкий, словно испуганный ребенок, пытался пробиться сквозь этот шквал негатива, словно пробиваясь сквозь толщу льда. “Но что, если он искренен? Что, если он действительно готов измениться? Разве ты не этого хотела? Разве ты не устала от этой вечной боли, от этого недоверия, которое разъедает тебя изнутри? Ты же сама говорила, что не хочешь жить в этом аду…”