– Ты, может, не знал, но я еще и специалист по артикуляции и даже понял, о чем идет речь. А содержание речи говорит о том, что встречаются два брата и один из них чиновник. Тот, который поменьше и в пижаме. Вот он говорит живо, и все его поведение и мимика лица говорят о том, что то, о чем он говорит, его очень беспокоит. Говорит правдиво, и в то же время он ищет понимания и поддержки у второго, полноватого, высокого. Он весь в неподдельном ожидании. Все его поведение, его эти обнимания очень и очень правдивы. А вот второй, наоборот, ведет себя очень скованно, настороженно и – самое главное – недоверчиво. Слова словно выдавливает из себя, и лицо при этом выглядит так, будто он пересиливает себя. И вот объятие, которое там было, хорошо показывает, что он тяготится своего брата. Он только руки развел в стороны и так не обнял его. А лицо – это просто трагедия по Шекспиру. Да вообще, это и не специалисту хорошо видно.
– Так, так, – покачал головой Александр, – но в кино хороший артист, в роли тоже говорит весьма убедительно. Иногда его игра за душу берет.
– А что, этот щупленький хороший артист?
– Вот это бы и хотелось узнать, – многозначительно произнес Александр.
– Давай еще разок промотаем сюжет, – предложил Лебедев, – я теперь сосредоточусь только на нем.
– Давай, – встрепенулся Александр.
Лебедев повторно запустил ролик и буквально впился в монитор. Через некоторое время он опять откинулся на спинку кресла и смущенно произнес:
– Либо я ничего не понимаю, но сдается мне, что это действительно очень хороший актер, и, похоже, он косит под нашего мэра. Но мэра я знал лично. Теперь я могу понять смущение второго. Слушай, что за показ ты мне устроил? – вдруг настороженно спросил Григорий. – Ты хочешь, чтобы я помог тебе в расследовании убийства мэра. Не на того напал. Его грохнули солидные люди, наверняка за этот клочок земли, про который он тут говорит. Я у них на пути мешаться не собираюсь. А это что за постановка? – вопросительно вперился в Александра Лебедев. – Что за концерт? Говорит он вполне убедительно, и если бы я не знал нашего мэра, то мог вполне констатировать, что это самый настоящий мэр.
Он достал сигарету, закурил.
– Что ты молчишь? Говори. Что за кино?
– Этого я пока тебе сказать не могу. Это выходит за рамки следствия, и, чтобы немного успокоить тебя, я прихватил еще и успокоительное, на всякий случай. – Александр достал из сумки коньяк. – Пойдет?
– Пойдет, еще как пойдет.
– И я прошу тебя, Гриш, никому про это кино не рассказывай. Мало того, я бы хотел, чтобы ты помог мне в другом деле, больше связанном с твоей профессиональной деятельностью.
Николай Васильевич Невзоров сидел в своем рабочем кабинете и в десятый раз просматривал сюжет с братьями Сокольниковыми. Он, затаив дыхание, вслушивался в каждое слово, произнесенное Палиным, пристально вглядываясь в мимику его лица. И с каждым разом у него крепло убеждение в том, что говорит именно мэр. Разумеется, голоса были разные, тембр голоса был другой, но интонации и манера речи были, несомненно, мэра Сокольникова.
– Надо бы найти запись речи настоящего Сокольникова, видеозапись выступлений мэра на каком-нибудь мероприятии и еще раз сравнить, – проговорил Невзоров, – это во-первых. Во-вторых, надо еще раз побеседовать с его женой на предмет его пристрастий. И на предмет возможной встречи ее мужа с мэром по каким-либо вопросам. А в-третьих, – он возбужденно барабанил пальцами по столу, – надо позвонить Мишелю и пригласить его сюда для участия в последующих экспериментах. Тут надо коллективное осмысление этого явления, и, наконец, попытаться осуществить свою давнюю, еще детскую мечту – побеседовать с самим Наполеоном.
