От имени всех томящихся в тюрьме соратников Фидель с негодованием отверг требование диктатуры «признать режим» (на том основании, что Батиста теперь – «законно избранный» президент) как предварительное условие принятия закона об амнистии. «Предлагающие это подлецы, – писал он, – полагают, что за 20 месяцев изгнания или тюремного заключения на острове мы под действием самых жестоких мер, принятых против нас, утратили стойкость. С доходных и удобных местечек в правительстве, которые им хотелось бы сохранить навечно, они имеют низость разговаривать подобным образом с теми, кто, будучи в тысячу раз честнее их, похоронен в застенках тюрьмы. А пишущий эти строки вот уже 16 месяцев изолирован в одиночной камере, но у него достаточно сил, чтобы не терять своего достоинства. Наше заключение противоправно. Наша личная свобода есть неотъемлемое право, принадлежащее нам как гражданам, родившимся в стране, которая не признает никаких хозяев. Силой можно отобрать у нас это и все другие права, но никогда и никому не добиться, чтобы мы согласились ими пользоваться ценой недостойного компромисса. Словом, за наше освобождение мы не отдадим ни крупицы нашего достоинства, нашей чести».
Комитеты по освобождению монкадистов в своих действиях были последовательны, активны и настойчивы. В Матансасе этой работой руководил Хосе Смит Комас, будущий командир авангарда повстанцев с «Гранмы», в Камагуэе – Кандидо Гонсалес, будущий адъютант Фиделя, в Орьенте – Франк Паис. Особое значение комитетов состояло в том, что, превратившись де-факто в низовые ячейки Движения 26 июля, они оказались достаточно могущественными, чтобы навязать правительству свою политическую волю – дать свободу монкадистам. Их политическое кредо – видеть в лице монкадистов признанных народом лидеров массового движения, направленного против режима.
Именно в этот момент пришло из тюрьмы письмо Фиделя Кастро, адресованное соратникам по борьбе, находящимся на свободе. Чрезвычайно своевременно. Это был важный момент в поляризации общественных сил: низовым ячейкам Движения предстояло определить свое место в борьбе, овладеть на практике ее стратегией и тактикой. Письмо нацеливало Движение на отказ от каких бы то ни было компромиссов с режимом. Политический ориентир у народных масс один – продолжение борьбы вплоть до гражданской войны, если она окажется неизбежной. Было ясно, что режим военной диктатуры, не изменивший своей природы и после состоявшихся в ноябре 1954 года выборов, при малейшем несогласии с его политикой пускал в ход оружие и приводил в движение репрессивный механизм власти.
«Мы, – писал Фидель, – не являемся ни профессиональными возмутителями спокойствия, ни слепыми сторонниками насилия. У нас одно стремление – сделать Родину лучше путем убеждения, оружием ума. Нет такого народа, который пошел бы за группой авантюристов, пытающихся ввергнуть страну в пучину гражданской войны, когда мирные, легальные пути открыты всем гражданам, участвующим в столкновении идей. Мы согласны с Марти в том, что преступником является не только тот, кто толкает страну к войне, которой можно избежать, но и тот, кто не идет на войну, которая стала неизбежностью. И кубинский народ никогда не увидит в нашем лице разжигателей гражданской войны, которой можно было бы избежать, но, я повторяю, всякий раз, когда Куба оказывается в постыдном положении, как это случилось после 10 марта, отказ от неизбежного восстания является преступлением».
