Дом, о котором шла речь, принадлежал Педро Мирету, и он проживал в нем со своей молоденькой женой Мельбой. Как только ему стало известно о намерениях властей, Мирет обратился за поддержкой в газету Орландо Родригеса и изложил все обстоятельства.
В защиту обвиняемых по официальной просьбе газеты «La Calle» и с ее страниц публично выступил Фидель, воспользовавшись в данном случае и своим правом профессионального адвоката. Заявление Фиделя вышло под заголовком: «В этой стране нельзя жить!» Этот тезис стал стержнем всего заявления. «Мы не видим,– говорил Фидель, – никаких гарантий прав человека и не видим каких-либо возможностей для возвращения тех, кто покинул страну, если ситуация не изменится. В этой стране нельзя жить!»
Он осудил так называемое уголовное дело № 297, заведенное в связи с митингом, организованным студентами у памятника Альма-матер. Молодежь (и не только она!) любит собираться на этом, ставшем для нее святым, месте у входа в университет. Его полюбила и я, еще издали восхитившись торжественной строгостью представшего передо мной пейзажа. Позволю себе небольшое отступление.
Когда я впервые подошла к Гаванскому университету – было это в 1967 году – и остановилась перед широкой многоступенчатой мраморной лестницей, ведущей к входу в здание, я услышала испанское слово «эскалината»11. Его произнесла мой гид, прекрасная молодая негритянка Аида Марин. По созвучию это слово вызвало у меня ассоциации с русскими словами «скала», «стойкость» и, что покажется, может быть, странным, творением вечного, памятью негасимой. И наверное, не случайно, потому как лестница – это символ жизни человеческого Духа, впитавший в себя все лучшее, что присуще Человеку в моменты взлета его мысли, способность преодолеть земное притяженье в своем стремлении к звездам.
Для меня самой это ощущение было символичным, когда я, преодолевая ступеньку за ступенькой, поднималась все выше к прекрасному памятнику Альма-матер, который распахнул свои объятия каждому, кто устремлен к знаниям, совершенству, звездам. Такие чувства испытывала я, аспирантка Таджикского государственного университета имени В.И. Ленина, идя на встречу с замечательным кубинским историком Серхио Агирре. По его учебникам не одно поколение кубинцев познавало историю своей страны, постигая величие борцов, отдавших свои жизни за независимость. В том, что не обманули меня мои мысли и чувства, я убедилась, когда невысокий, седой, красивый, с мягкими интонациями голоса профессор Гаванского университета повел меня в Зал мучеников и стал моим гидом в этом, в общем-то, траурном зале. Его устные эссе, посвященные героям-мученикам, чьими портретами увешан этот зал, сравнимые скорее с оптимистической трагедией, звучали одновременно как реквием и восторг, помноженные на гордость тем, что все эти мученики – воспитанники университета, с которым связана вся его жизнь.
Я выполнила просьбу замечательного таджикского историка Зарифа Шариповича Раджабова и передала Гаванскому университету его монографию по истории древнего и талантливого таджикского народа, чья культура своими корнями уходит в древнейшую кушанскую цивилизацию.
Говоря об абсурдности уголовного дела, связанного с митингом перед памятником Альма-матер, Фидель оперировал неопровержимыми фактами, которые опровергали якобы имевший место призыв взяться за оружие.
«Мой брат обвиняется в подстрекательстве к вооруженным действиям. Кроме того, по известной мне информации, полиция предъявила ему обвинение в том, что он якобы устроил взрыв в кинотеатре „Тоска”. Это обвинение насквозь фальшиво и беспредметно, так как мой брат в это время находился в провинции Орьенте, у постели больного отца. Я не удивлюсь, если сеньор Каратала включит и меня в список террористов…»
