- Нет. Я поеду. Он ведь мой муж. Я люблю его… - прошептала в итоге, ухватилась за эту мысль, как голодный пес за брошенную наземь кость. Да. Она замужем, пусть и не венчана. А значит, навсегда! Навсегда с ним связана. И что бы ни было, она должна чтить своего мужа. Так бы сказал отец Леонтий – настоятель храма, в котором Наташа пела. Нет-нет, на исповедь она не ходила ни разу. Стоило ей только представить, как это могло бы быть – на нее тут же нападал ступор. Но иногда краем уха Наташа слышала, как тот наставлял других прихожанок…
Ей просто нужно с этим как-то справиться. Может быть, даже сделать вид, что она ничего и не знает. Да только как? Если играть она отродясь не умела? Что же так больно, господи?!
Наверное, она плохо старалась! Кирилл был хорошим парнем. Веселым, добрым – он никогда над ней не смеялся и не говорил, что она странная. Наташа тяжело сходилась с людьми, но однажды впустив их в сердце – вычеркнуть уже не могла. Прикипала. Сплавлялась. Как будто корнями врастала. А потому, наверное, могла что угодно простить. Лишь бы только ее не оставили те, кто стал так дорог.
Наташа оправдывала мужа. Видит бог – с ней очень сложно. Не каждый выдержит, и вообще… Она ведь была неправильной. Даже в сексе – все время делала что-то не так. Была слишком навязчивой. Кажется… кажется этим словом Кирилл ее охарактеризовал. Это только кажется, что люди, подобные ей – бесчувственные. На самом деле это неправда. Да, кто-то был асексуален. Наташа читала о таком на каком-то из форумов для людей с синдромом Аспергера. А кто-то, из-за сенсорных особенностей, наоборот, нуждался в таком контакте и получал от него большое удовольствие.
- Тогда собирайся. Я тебя отвезу.
Наташа кивнула и пошла к себе. В доме Громова ей было все еще тревожно, но гораздо лучше, чем в той же больнице, или в тех квартирах, что они снимали с мужем. Тогда она не понимала, почему они были вынуждены так часто переезжать. Умоляла Кирилла остановиться. Срывалась и плакала. Да… наверное, только она сама виновата в его измене.
Тревожность не отступала, и все силы Наташи уходили на то, чтобы просто не упасть на пол и не заорать в голос. Вот бы Глеб Николаевич удивился. Слава богу, пока у нее получалось держать себя в руках. Правда, на то, чтобы поддерживать беседу – не оставалось сил, а потому всю дорогу до больницы Наташа молчала, то и дело возвращаясь взглядом к заворожившим ее рукам.
Глеб Николаевич вел машину небрежно, но аккуратно. В его огромных ладонях руль выглядел будто игрушечным. Иногда одна ладонь свекра соскальзывала и ложилась на рычаг, а потом снова возвращалась на место.
Наташа вдруг поняла, что Кирилл совсем не похож на отца. В нем вообще от него ничего нет. Ни единой черточки.
- Нравится машина? – спросил Громов, паркуясь.
- Нет. То есть… она красивая, но не в этом дело.
- А в чем?
Наташа смутилась и молча повела плечами. Уж лучше так, чем опять ляпнуть какую-нибудь глупость. Но Глеб Николаевич не отпускал ее взгляд.
- Что? Что-то не так?
Тоже странно. У кого-то другого она бы не решилась это спросить. А к нему… какое-то абсолютное доверие установилось, стоило только впервые поймать его спокойный, уверенный взгляд.
- Все так. Я просто хотел сказать, что бы там ни случилось – у тебя есть я. Ты не одна. Понимаешь?
Наташа удивленно кивнула и улыбнулась робко. Наверное, благодарно. Она не гадала, что Громов имел в виду, не задумывалась о его мотивах и доподлинно не знала, какой смысл он вкладывал в свои слова. Как бы там ни было – они значили для нее очень много. Глеб Николаевич поднял руку и осторожно, едва касаясь, провел большим пальцем по ее скуле. Невольно Наташа потянулась за лаской. Накрыв его руку своей ладонью, потерлась щекой о пальцы, но тут же резко отпрянула.
