Краузе снова заговорил в рацию:
– Джордж – Дикки.
– Сэр! – тут же проквакала рация. Очевидно, «Додж» ждал приказа.
– Займите позицию в трех милях впереди головного судна правой колонны конвоя.
Размеренный тон приказа еще больше подчеркивал немелодичность его голоса.
– Три мили впереди головного судна правой колонны, – отозвалась рация. – Есть, сэр.
Канадские интонации звучали привычней британских. Можно не опасаться недоразумений. Краузе глянул на репитер и повернулся к вахтенному офицеру.
– Курс ноль-ноль-пять, мистер Карлинг.
– Есть, сэр, – ответил Карлинг и обратился к рулевому: – Лево руля. Курс ноль-ноль-пять.
– Есть лево руля, – повторил рулевой. – Курс ноль-ноль-пять.
Это был Паркер, рулевой третьего класса, двадцатидвухлетний, женатый и бестолковый. Карлинг это знал и смотрел на репитер.
– Скорость восемнадцать узлов, мистер Карлинг, – сказал Краузе.
– Есть, сэр, – ответил Карлинг и отдал команду.
– Есть восемнадцать узлов, – отрепетовал вахтенный у машинного телеграфа.
«Килинг» повернул под действием руля; дрожь, ощущаемая ногами через палубу, участилась. Корабль шел к новой позиции.
– Машинное отделение отвечает: «Есть один-восемь узлов», – сообщил вахтенный у телеграфа.
Он был новенький на корабле, переведен к ним во время захода в Рейкьявик, и служил второй срок. Два года назад он в увольнительной попал в нехорошую историю: ведя машину, спровоцировал аварию и сбежал с места происшествия. Краузе не помнил его фамилию. Это надо будет исправить.
– На румбе ноль-ноль-пять, – объявил Паркер со всегдашней нагловатой бесшабашностью, которая раздражала Краузе и свидетельствовала о ненадежности Паркера. Никаких действий не требуется; просто сделать мысленную отметку.
– Восемнадцать по ГДЛ, сэр, – доложил Карлинг.
– Очень хорошо.
Это были показания гидравлического лага. Теперь предстояло отдать еще приказы.
– Мистер Карлинг, займите позицию в трех милях впереди головного судна левой колонны конвоя.
– Три мили впереди головного судна левой колонны конвоя. Есть, сэр.
«Килинг» уже шел к новой позиции наиболее экономичным курсом, и сейчас было самое время проверить конвой, вдоль которого они двигались. Но прежде Краузе мог позволить себе надеть китель, который до сих пор так и держал в руке. Он влез в рукава и, расправляя их, нечаянно ткнул телефониста в живот.
– Извините, – сказал Краузе.
– Ничего, сэр, – пробормотал телефонист.
Карлинг держал руку на выключателе звонков боевой тревоги и глядел на капитана в ожидании приказа.
– Нет, – сказал Краузе.
По тревоге каждый встанет на боевой пост. Никто не сможет поспать и почти никто – поесть; обычная корабельная жизнь нарушится. Люди будут усталыми и голодными, всевозможные работы по кораблю, которые нужно выполнить рано или поздно, придется отложить. Такое положение нельзя сохранять долго – это опять-таки боевой резерв, который нельзя тратить без крайней надобности.
Есть и еще один довод: если постоянно требовать чересчур много без объяснения причин, некоторые, даже многие, начинают работать вполсилы. Краузе знал это и по личным наблюдениям, и теоретически, по книгам, как врач знает о болезнях, которыми сам никогда не страдал. Он должен был делать скидку на человеческие слабости подчиненных, на ветреность человеческого ума. «Килинг» и так находился в режиме готовности номер два: личный состав почти на всех боевых постах, водонепроницаемые переборки задраены, несмотря на помехи, создаваемые этим для повседневных корабельных работ. Готовность номер два означает постоянную нагрузку, что плохо для корабля, но ее можно выдерживать сутками, а боевую тревогу – не больше нескольких часов.
