Грезы президента. Из личных дневников академика С. И. Вавилова - страница 28



Только наоборот ins Dumpfe Mauerloch[102]. Не знаю, может быть, вообще говоря, жить – познавать. Но хочу и верю, что «в знаньи жизни нет», но что Mauerloch с книгами и лабораторией лучше всякого мира.

10 октября 1914

Из перевязочного пункта переселились в помещение бывшей почты, спал в какой-то не то колыбели, не то качалке. ‹…› …в позу Ленского не становлюсь.

Паду ли я стрелой пронзенный
Иль мимо пролетит она
Все благо, бдения и сна
Приходит час определенный

Неужели завтра или сегодня определен мне этот час, не дай Боже!

11 октября 1914

…зашел на почту 14-го корпуса. Боже, как забилось сердце, она помещается в физическом институте[103]. ‹…› …глядя на институт, на кирпичную физическую лабораторию – хотелось плакать. Скорее бы конец и опять за работу. В сравнении с физикой – все чепуха ‹…›

Посидеть бы тут, да помечтать…

13 октября 1914

Чудные минуты провел я сегодня в этом парке, подобное было, как помню, в прошлом году в флорентинском giardino [di] Boboli[104]. Там чаровала тишина полноты. Лавры, кипарисы, Аполлоны, Адонисы, плеск фонтанов и флорентинское солнце, в восторге почти целовал землю. То и другое – нирвана, Элизиум, но Элизиум лета и осени. Оба момента прекрасны и обоим хочется крикнуть «Verweile doch, du bist so schön»[105]. В этом желтом парке с храмами, со <нрзб> далекой Вислой с грохотом артиллерии вдали – поэзия смерти и кладбища. Хорошо умирать там, в классическом саду среди бессмертных лавров и кипарисов, бессменной глубокой синевы неба и снежной белизны «героев и богов» – было бессмертие – Элизиум. Роскошь и классицизм Италии и тонкая печаль и тление Польши, но тут и там дрожит одна струна покоя, мира и почти счастья.

На минуту удалиться в этот элегический Элизиум, и становится почти хорошо…

18 октября 1914

Ночи ужасные, длятся более полсуток – свечей мало. Спасенья нет, нужно ложиться на грязную солому, покрытую грязной палаткой, закрываться грязной шинелью, чесаться, вертеться и ждать блаженной минуты – когда заснешь.

21 октября 1914

Сейчас наелись и напились и минут через 15 пора спать. Ночь чудесная, «прозрачно небо, звезды блещут, своей дремоты превозмочь не хочет воздух». Все пропитано голубым лунным туманом. Киваю знакомым в мировом пространстве, комета померкла в лунном блеске – и следа не видно. А война идет, безудержная, непонятная, а впрочем, скучная и однообразная.

27 октября 1914

…спать мешают вши и блохи… ‹…› Даже и не мечтается, даже о прошлом думать не хочется.

28 октября 1914

Вчера залегли не было еще 7 часов; в халупах около 15 человек, с половину – обозные жулики, циники, единственное спасение от которых укрыться с головой шинелью и заснуть – авось хоть что-нибудь из «того» мира приснится. Кое-что и снится, но все такое кошмарно-глупое. ‹…› …попади я сейчас домой, в свою постель, вымывшись и с чистым бельем – провалялся бы и 24 часа.

30 октября 1914

Теперь другие дни – другие сны.

31 октября 1914

Иногда хочется встряхнуться и спугнуть сон, очутиться вновь на Пресне в своих низких, уютных комнатах. И военная служба, и война и та среда, в которой я сейчас живу, – так неожиданно нелепы, что только во сне и могут присниться. ‹…› Во сне только иногда приходишь в нормальное состояние. Сегодня, например, видел себя на Никольской у Шибанова, покупал или приторговывал[ся] к описанию какого-то монастыря, прекрасное издание в солидной кожаной папке, с фотографиями, планами etc.