Над этим стоило подумать.
*
Кристина понимала, что увлёкшись общением с Эриком, ошиблась глубоко и фатально. И непонятно, можно ли это исправить. Их связи с Джафаром – изначально немыслимой, невероятной и, как казалось Кристине, не особо вписавшейся в картину ее вечного жизненного невезения – исполнился почти год, и все это время ее партнёр демонстрировал безупречную верность. Конечно, он мог проводить взглядом красивую женщину или перекинуться с кем-нибудь словом не самого пуританского значения; но уже со второй фразы выставлял явственный барьер, зайти за который значило – испортить отношения с мастером поселковой безопасности. А портить эти отношения с охотников не было, даже среди очень смелых девиц, которым – и Кристина это неоднократно видела – он давал понять, что у него есть кто-то ближе, чем они.
И вот получилось, что она не оценила это редкое, по словам Данки, для мужика качество, потому что на пути ее счастья возник паскудный Эрик. Такой интригующий и немного сумасшедший. В чём-то профессионал, в чём-то – абсолютно беззащитный лох. Бывший сектант. Артист, обманщик непонятного характера и странных целей. По его словам – бывший инвалид, которого жаль. Но существовала ли на самом деле его Наташа? Был ли у него сын? И что с ними случилось, если учесть, что в реальности они умерли, Эрик просил их вернуть, а Гнедич обычно выдаёт свои призы авансом? Но если Наташи и ребёнка не было, то кто такой Макс? Его друг? Но они не особо любят друг друга и не очень-то охотно общаются. Его вечный должник? Больше похоже. Но за что?
Выясняя это, Кристина слишком увлеклась. Выходит, Джафар был прав – Эрику, после всего, что он сделал, лучше было бы уехать, но тогда она бы никогда не узнала, почему он здесь. Да она и сейчас точно не знает.
Зато она теперь сильно беспокоится за Джафара. Данка сказала: горячий восточный мужчина, приревновав свою даму, если в первые двадцать минут никого не прирежет, может саморазрушиться. И этого Кристина боялась больше всего. Это было страшно: понимать, что ты причинил человеку боль, которую сам же не можешь залечить.
– Забей, – сказала опытная Данка. – Ты ведь не переспала с этим Эриком. Ну посидели, поржали. Ты, вон, и с Гариком ржешь сидишь, что мне теперь, удавиться?
– Ты не мужик, озабоченный правом собственности, – заметила Марина, нарезая булочку. Расстроенную Кристину надо было накормить.
– Да ладно, – махнула рукой Данка. – Яшка, он же добрый… хоть и вспыльчивый.
Кристина вздохнула. Она не знала, какие слова теперь подбирать для общения с этим добрым, но вспыльчивым; если он не убьёт себя до завтра.
Однако на следующий день слова Джафар выглядел вполне живым и слова подобрал сам.
– Привет, – сказал он, встретив с утра Кристину у калитки. В его тоне она прочитала спокойствие, рассудительность и некоторую горечь. – Плечо в порядке?
– Привет. Рукой двигать могу.
– Хорошо. Я провожу тебя до работы.
– Что-то случилось?
– Пока нет.
Джафар смотрел на неё с тоской и сожалением, как на цветок в разбитом горшке. До него вдруг дошло, что именно так он к ней и относился – как к собственноручно выращиваемой культуре, поселённой в самом безопасном месте его души. А теперь ее гармоничный образ расплылся, треснул и рассыпался по полу. Но он знал, что цветок следовало сохранить, что бы там ни готовило им обоим будущее. Сохранять следовало все, он давно это понял. Жизнь слишком хрупка.
