– Кулачный бой – вот одно из наших развлечений. А еще у нас есть что-то похожее на рыцарский турнир, – нашелся я что именно сказать.
Лучше пусть думает о русичах, как о воинственных людях. Как бы не кичилась империя, но память о варварах, которые надавали ей пинков, стала уже частью менталитета византийцев. Мануил прекрасно понимал, что есть такое христианство, но знал и о существовании другой сферы жизни, может на нынешнее время, более глубинной. Человек, сколько он не верь в Бога, часто ведомый жаждой наживы и стремлением к выживанию. И я сейчас сказал, что русский человек – это боец по своей философской доктрине.
Приглашение прибыть на внеочередные гонки, посвященные решению императора жениться, пришло еще неделю назад. Я же знал, что готовятся игры и раздача хлеба уже через три дня после того, как русская делегация была представлена императору. Это они пять дней обсуждали формат праздника и кто с кем рядом сидеть будет.
Ипподром – это не только психологический клапан разгрузки горожан Константинополя, это еще и место политических решений, разговоров, заключения союзов и объявления политическим оппонентам войны. Тут сердце Византии. Так что не только мой статус сработал на то, что я оказался по левую сторону от василевса, но и мои временные союзники из партии «синих» подсуетились.
Получалось, что почти два часа я и Иван Гривень будем сидеть рядом с Мануилом. Это время, когда можно задавать вопросы василевсу, просить, жаловаться, да что угодно. Император все услышит, но не на все отреагирует. То же удобно. Если проблема сложная и василевс не хочет участвовать в ее решении, так просто сделает вид, что увлекся зрелищем, в ином случае, соизволит обсудить.
Мануил был умен, это уже понятно. Но интересно было, какой он еще и внешне. Я не смог рассмотреть императора при первой встрече, так как он большую часть времени просидел на троне сильно выше прямого взгляда, а голову подымать нельзя. Зато вот такая демократическая форма общения на ипподроме позволяла более детально понять, какой «фрукт» достается Евдокии Изяславовоне.
Ясно, конечно, что будь Мануил трижды уродом, княжна выходила замуж, скорее за империю, чем за императора. Но мне все-таки было важно, чтобы Евдокия не получила сложную, многострадальную судьбу. Для женщины вся судьба – это ее замужество. И было у меня некоторое чувство ответственности за эту девчонку, которая, при иных обстоятельствах, могла стать моей женой.
Что ж… Евдокии повезло. Ее муж был красив, что даже я, для которого понятие «мужская красота» почти что и не существует, должен признать – он должен был привлекать своей внешностью женщин. Светловолосый негр. Именно так, и темная пигментация кожи единственное, что могло бы смутить женщину.
Мануил высокий, хорошо сложенный физически и весьма недурно образованный человек, он умел улыбаться, «играть лицом», меняя мимику. Император умел нравиться, быть привлекательным и располагал к себе при близком общении. Выращенная в условиях, когда одним из главных развлечений княжны было наблюдать за тренировками воинов, Евдокия должна была увлечься своим мужем, которому не чужды занятия с мечом и на коне. Конечно, статями я превосходил Мануила, может и внешне был привлекательнее, но брак Евдокии должен быть не самым тягостным для русской княжны.
– Я люблю рыцарские турниры. После свадьбы, обязательно устрою. Нужно будет разослать приглашения славным европейским рыцарям, – говорил василевс, будто отрешенно, а после он повернулся ко мне и серьезно, почти шепотом, сказал. – Не так давно ты спрашивал знакомых тебе людей, как я отношусь к некоторым событиям в Константинополе, что уже были и что будут… Я знаю все и обо всех, не сомневайся, воевода!
