Читать онлайн Сергей Арешев - Григор – сын гор, история в тысячу лет

Иллюстратор Лали Накаидзе

Дизайнер обложки Давид Арешев

© Сергей Арешев, 2024

© Лали Накаидзе, иллюстрации, 2024

© Давид Арешев, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0062-7131-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящается моим родителям

Время безжалостно. Течет, как песок сквозь пальцы. Уходят родные и близкие люди, стираются надписи на могильных плитах. Но остается память. Говорят, мы живы, пока о нас помнят. С одной стороны, человек один вследствие законов и правил, написанных наверху, и все люди вокруг – лишь попутчики (некоторые идут в противоположную сторону). Вместе с тем, у каждого из нас есть история семьи, которая связывает нас с прошлым. Не случайно почитание предков – значимая часть многих культур, родословные приводятся в Библии, Коране и Торе.

Конечно, эти философские рассуждения о «семейных корнях» сильно затасканы и банальны, но ведь мы действительно продолжаем жизнь прадедушек и прабабушек, наследуя их внешность, черты характера или наклонности. А наши дети продолжают нашу. Цикл жизни ограничен и бесконечен одновременно.

«Если вам на самом деле хочется услышать эту историю, вы, наверно, прежде всего захотите узнать, где я родился, как провел свое дурацкое детство, что делали мои родители до моего рождения» – так начинается роман Сэлинджера «Над пропастью во ржи». Хотел бы и я владеть писательским ремеслом, но рассказчик из меня никудышный. Все же, стремясь сохранить немногочисленные, отрывистые сведения из фамильной хроники, набрался нахальства и вот стучу гусиным пером по клавиатуре. Попытаюсь рассказать о жизни далеких и близких предков, реконструировать семейную летопись. Надеюсь, читатель простит меня за сумбурность повествования и возможные неточности. Если же кому-то покажется, что автора здесь слишком «много», не избежать мне упреков в нескромности. На самом деле, сам так считаю, поэтому заранее прошу взять в руки карандаш и решительно вычеркивать ненужные места. А можно и не приступать к чтению этого опуса, дело хозяйское.

* * *

Даты всех событий, произошедших до 14 февраля 1918 года, приведены по старому стилю.

Мы пытаемся плыть вперед, борясь с течением, а оно все сносит и сносит нас обратно в прошлое.

Ф. Скотт Фицджеральд

История нашей семьи не особенно любопытна. Самая заурядная семейка, каких миллионы, но по мере того, как я узнавал о фактах и событиях, происходивших с предками много лет назад, не раз удивлялся тому, насколько все связано, переплетено в мире.

Мне посчастливилось родиться в Тбилиси, прожить детские и юношеские годы в старом районе Авлабар, где на кривых улицах под широкими платанами стояли дома с резными деревянными балконами, во дворах сушилось белье на веревках, а теплый воздух вобрал в себя приятные запахи свежеиспеченного хлеба, цветущей липы и акации. Стоит ли упоминать о хинкали, аджарских хачапури, водах Лагидзе, аромате помидоров и всякой зелени на базарах? Весь этот кулинарный рай – в окружении поросших лесом гор. Грузинская столица того времени была многонациональным городом. В нашей школе учились грузины, армяне, русские, украинцы, евреи, азербайджанцы, осетины, греки, курды, ассирийцы и даже один чех, Иржи. Директор пионерского лагеря, куда меня отправляли на лето, носил итальянскую фамилию Делла-Росса. Мы тогда и не вникали в подобные тонкости, все были тбилисцами. Естественно, заключались смешанные браки. Люди с разными культурными традициями жили в мире и согласии, не только владели несколькими языками, но и умели находить общий язык. И все-таки… Несмотря на такое единение народов, бывали и сложности, связанные с национальной темой. Правда, носили они умеренный характер и проявлялись в основном при решении карьерных вопросов.

Семья наша из пяти человек размещалась в шестнадцатиметровой комнатке на втором этаже старого кирпичного дома с внутренним двором и общей деревянной верандой на улице Шаумяна (сейчас проспект Царицы Кетеван). Кухня и туалет тоже были общими. В центре комнаты стоял раздвижной стол времен царя Гороха, с вырезанными изображениями виноградных листьев на объемных изогнутых ножках. Правую и левую стены подпирали скрипучие кровати и тахта. Слева, у двери, размещался шкаф с лакированными дверками, забитый одеждой, и рядом с ним трельяж со всякой мелкой белибердой. Наконец, в дальнем углу, под единственным окном, выходящим на соседний двор, уместилась швейная машинка SINGER с ножным приводом, которая превращалась в моем детстве то в подводную лодку, то в космический корабль.

Когда-то все здание с двумя десятками комнат принадлежало одной богатой семье, но после советизации его экспроприировали, а бывшим владельцам позволили оставить за собой два угловых помещения. Во дворе с утра до вечера кипела жизнь. Старики обсуждали последние новости и задумчиво перебирали четки. Женщины мыли, сушили и ожесточенно взбивали палками овечью шерсть, чистили ковры, подметали полы, стирали белье, готовили еду и успевали сплетничать в перерывах между домашними делами. Мужчины вечерами после работы собирались под раскидистой липой в центре двора. Пили вино или играли в нарды, выкрикивая по-персидски комбинации, выпадающие на зари (костях): «чару-як, ду-шеш, панджу-се, беш-дорт, себай-ду». Стуча шашками по доске, громче всех кричал одноглазый Маис, особенно когда выигрывал. Мы, мальчишки, бросали велосипеды и собирались вокруг. Пытались разобраться в правилах игры, угадывали значения непонятных слов. По утрам нас будили крики уличных торговцев мацони. Его продавали в литровых банках, закрытых пергаментной бумагой и перевязанных шпагатом. Также разносили по дворам склеенную сиропом в шарик воздушную кукурузу, которую отдавали за десять копеек либо обменивали на пустые бутылки. Временами в июле и августе город до самых крыш заполняла тяжелая, липкая жара, та, что плавила асфальт, но счастье, как известно, полным не бывает.

Отец работал на железной дороге машинистом электровоза. Родился он в небогатой армянской семье типографского рабочего в 1936 году. Детство провел со старшими сестрами, Леной и Эммой, в нашем родовом селе Вархуно, в 50-ти километрах от Тбилиси. В то время город еще назывался Тифлисом. Вархуно располагалось на высоком горном склоне, нависающем над райцентром Тетри-Цкаро (Белый ключ или Агбулах) с северо-востока. Сейчас райцентр поглотил село. Остались немногочисленные материальные следы прошлого: кладбище с могилами нескольких поколений Арешевых и руины средневековой церквушки. В юношеские годы отец увлекся боксом. В 1956 году стал призером первенства Грузии и гордостью спортивного общества «Пищевик». Образованное по инициативе наркома пищевой промышленности, оно пыталось соперничать с «Динамо». Другим увлечением папы были шахматы. С нашим соседом, отцом грузинского мастера Азмайпарашвили, часами разучивал коварные дебюты. Еще подростком самостоятельно освоил альтгорн, подрабатывал на городских свадьбах, похоронах и поминках. Как мог, помогал своим родителям в трудные послевоенные годы. Позже научился неплохо играть на пианино. Мои брат и сестра в равной мере не чужды музыке. В общем, я – единственный член семьи, чьи уши медведь не обошел стороной.

Мама тоже из армян тбилисского разлива. Ее родители, Вахаршак и Евгения, разошлись, поделив сестер-близнецов между собой. Мама осталась со своим отцом, но печальные события в ее жизни на этом не закончились. Когда ей исполнилось двенадцать, отца насмерть сбил автомобиль. Воспитывалась она у родственников, на которых и работала, окончив всего четыре класса школы. Сестра ее, Вера, в 27 лет свела счеты с жизнью, бросилась с моста в реку Куру. Несмотря на отсутствие нормального образования и несчастливое детство, мама была умным и очень добрым человеком. Она заполняла наш дом бесконечной заботой и любовью, постоянно трудилась, невзирая на свои заболевания. С ее уходом мир опустел в нашей семье и эту пустоту ничем не заполнить. Нет таких слов, которые бы смогли передать всю любовь к маме. Почему-то никогда не говорил ей этого, и сказать уже не смогу.

Город моего детства спустя полвека, конечно, изменился. Нет больше многих родных и близких людей. Почти все улицы переименованы. Наверное, из прошлого остались прежними лишь очертания знакомых сине-зеленых гор. Двойная сила времени и расстояния унесла меня, но можно вернуться мысленно к тем местам, выкинув из головы все накопившиеся заботы и невзгоды. Память наша состоит из эпизодов, иногда абсолютно случайных, но сохранившихся в потоке минувших дней. Хорошо помню то странное чувство, когда после окончания школы, только приземлившись в питерском аэропорту Пулково, я не мог догадаться – что не так. День был солнечным, настроение – лучше не бывает, но чего-то явно недоставало. Вдруг понял, на горизонте нет гор! Мне их не хватает и сегодня. Да и августовская жара в Грузии кажется сейчас не такой страшной.

Старый Тбилиси

Каждая фамильная история состоит из имен и дат, фотокарточек и документов. В современном мире мало кто распечатывает семейные фотографии, но во второй половине прошлого века практически в каждой семье имелся альбом со снимками всевозможных родственников, близких и не очень. У нас хранилось два таких фотоальбома: один с бархатной обложкой и бумажными уголками на листах, второй проще, но объемнее и старше, с несколькими дореволюционными портретами. Тут же хранились какие-то старые документы и не вклеенные карточки. В детстве, рассматривая семейные фотографии и с любопытством сравнивая свой, уже в те годы атлетический шнобель с носами моих армянских дедушек и бабушек, я обнаружил среди пожелтевших от времени бумаг подробную автобиографию деда, Арешева Сергея Александровича. Наверное, тот написанный десятки лет тому назад текст, впервые вызвал интерес к истории семьи, к ее прошлому. Отец не мог особо помочь, поскольку был младшим поздним ребенком у своих родителей. Помимо них помнил одну бабушку Нину (Нушо), всегда за него заступавшуюся и баловавшую, но показал переписанную из старинного грузинского журнала заметку о происхождении нашей фамилии. Еще вспоминал рассказ своего отца о том, как поэт и писатель Ованес Туманян, увидев в типографии работавшего четырнадцатилетнего подростка (моего деда), дал ему денег. Туманян, сам из небогатой семьи, отец десятерых детей, помимо творческой деятельности, известен общественной работой.1

Позднее, став постарше, я расспрашивал тетю – старшую сестру отца. Уже будучи взрослым человеком и живя в другой стране, сожалел, что не довелось посетить родовое село. К счастью, с появлением интернета и оцифровкой архивных источников, возможностей для генеалогических поисков стало куда больше. При этом нет необходимости часами копаться в пропахших пылью хранилищах. Изучение фамильной истории оказалось действительно интересным занятием. Вообще, семейная летопись, как и мировая история, – странная штука. В ней, как правило, факты тесно переплетаются с мифами и легендами. Отделить одни от других порой трудно. Поэтому вдвойне приятно, когда находятся документы.

Было это давно, в те темные времена, когда Христофор Колумб только-только открыл Америку, в Московском княжестве правил Иван Грозный, а в Риме еще не успели сжечь Джордано Бруно. Именно тогда в некотором царстве, в кавказском государстве жил-был молодой человек. Задумался он как-то о постройке церкви. Что подтолкнуло его, стало причиной, нам теперь не узнать, но доподлинно известно – события имели место быть в XVI веке, царство называлось Картлийским, мужчину величали Григором, и храм он все-таки соорудил. Почти пять веков отделяют нас от моего предка, выстроившего ту маленькую церквушку Покр жам в селе Вархуно на южной стороне Триалетского хребта. Пять столетий, много ли это? Все относительно – ответил бы Альберт Эйнштейн. Для мировой истории, может, и немного, но для фамильной – существенно. В наше время на протяжении жизни одного поколения происходили всевозможные катаклизмы. Не раз мы ложились спать в одной стране, а просыпались в другой, с новыми памятниками и лозунгами.