Грим - страница 14



Роман тогда не хотел возвращаться домой. Он должен был поработать и подумать в тишине. Подсобное помещение, примыкающее к комнате отдыха, идеально подходило для этого. Когда Роману показалось, что во всей школе кроме него, уборщиков и провинившихся не должно было остаться никого, в комнату отдыха, громко разговаривая и перекидываясь бессмысленными шутками, ввалились преподаватели Макгилл, Раск и Левис. За годы практики у них сформировалась своя крепкая компания, которую Роман про себя предпочитал именовать шайкой Рыцарей Справедливости. Разумеется, не без иронии. Он замер, не решив, как будет лучше: выйти сразу или остаться здесь, пока преподаватели не уйдут. Роман замешкался и потому посчитал, что выходить уже поздно.

– Я бы с удовольствием сходил, парни, – послышался голос Макгилла, приглушенный скрипом дивана, – но Олсен с меня точно шкуру спустит, если опять не сдам контрольные и журналы вовремя.

– Упырица совсем рехнулась, – бросил Раск. – Оно и понятно! Тяжело без «аппарата» в доме-то.

– Так Отто все-таки слинял от нее? – удивленно воскликнул Макгилл.

– Ну да! Я думал, это всем уже известно.

– А ты считал, что у нас просто так начались внеплановые проверки? Потому что Олсен слишком скучно работается? – Только теперь Роман понял, что среди вошедших присутствует Левис, и поморщился.

– Вот же стервятница!

– Нет такого слова, Раск, не позорься.

– Как же нет?!

– Ах, ну да, ты же среди нас лингвист. Мои извинения!

– И чем же стервятница отличается от обыкновенной стервы?

– Да, просвети нас, старина!

– Ну парни, тут уж лингвистом быть не нужно. Предположения, варианты?

– Да говори уже, – бросил Левис, усмехаясь. Щелкнула зажигалка.

– Стервятница, убивая, поедает. – Послышался смех, к которому присоединились еще два голоса.

– Понятно теперь, почему ты так торопишься вовремя работу сдать!

Роман почувствовал нарастающую тошноту. Агнетта Олсен получила должность директора пять лет назад и всегда оставалась одной из немногих, к кому Роман питал неподдельные уважение и почтение. Она была верна своим принципам и работе, которую, несмотря на неприятные моменты, связанные чаще всего с кадрами, искренне любила. Не было ничего удивительного в том, что большинство учителей считало ее кровожадной карьеристкой с немедленной аллергической реакцией на простые человеческие чувства. Отдавая ей должное, тогда и гораздо позже, возвращаясь мыслями к тем встречам и беседам, что их связывали, Роман с благодарностью вспоминал высокую женщину с темными волосами до плеч и ясными глазами. Когда вокруг него не было ни одного существа, превозносящего разум должным образом, а окружали те, кто любыми способами заглушал его задатки и проявления неумолимым напором посредственности, лжи, апатии и глупости, Агнетта Олсен в тишине своего кабинета учила его мыслить. Учила тому, что теперь окрепло, вознеслось и стало его добродетелями, его лучшими чертами. Именно она помогла ему осознать и принять его постоянную потребность в поисках, в здравой опоре на собственные суждения. Она была единственным человеком, знакомым ему, который руководствовался не иррациональными чувствами, но логикой и взвешенными решениями, не мнением окружающих, но своим собственным, не стереотипами, но суждениями, основанными на фактах. Роман не был гением, не изобретал чудесных инструментов или формул. Был самым обычным. Но в том смысле, который давно извратила массовая посредственность и алогичность. Он хотел мыслить, жаждал приходить к решению цепочкой закономерных проб и ошибок, хотел изучать, понимать и знать. И эта первозданная, чистая жажда знания, которая была, как он понял гораздо позже, самой жаждой жизни, сделала его изгоем.