– Конечно! Присаживайся… Откуда ты здесь?
Он подвинулся, освобождая ей место. Теодора действительно застала его врасплох. Все это время Роман не расставался с ее образом дольше, чем на несколько минут, но теперь, когда он так внезапно обрел плоть, лучшим вариантом было бы просто выскочить в окно. Роман закрыл папку и оттолкнул от себя, поворачиваясь к Теодоре.
– Увидела твою машину у входа. Часто здесь бываешь?
– Не слишком. Нужно было подумать в тишине.
– О, я не…
– Нет-нет, я не имел в виду тебя, – спохватился Роман. – Тем более что я уже подумал.
– Это замечательно. – Теодора подложила подушку под спину и скрестила руки. – И к каким же выводам ты пришел, дорогой? – нажала на последнее слово и не смогла сдержать улыбки.
– Да-да, я должен объясниться. Точно. – Роман спрятал лицо в чашке с кофе. – Так что там с тем делом сумасшедшего с истерией?
– Роман!
– Ну прости, прости за тот звонок! Мне пришлось выкручиваться и тянуть время, так что наговорил первое, что в голову пришло.
Она внимательно, без улыбки посмотрела на него.
– Почему ты позвонил мне?
– Потому что… – Он мог бы солгать. Ему следовало солгать, вероятно. Но ложь была для него хуже всех мыслимых наказаний и бед. Он не лгал. – Потому что твой номер – единственный, который я помню наизусть.
Теодора долго смотрела на него с тем же выражением, слегка прищурившись и вскинув подбородок. Ее отвлек подошедший официант. Теодора заказала латте с корицей и, когда официант скрылся, села чуть ближе к столу и уперлась локтями.
– Собираешься рассказать мне, что это была за история?
– Ну, вообще-то…
– Не заставляй меня сообщать в «Гаустад» [9], что на свободе бегает психически нестабильный пациент.
– Мне очень стыдно за эту выходку, – виновато произнес Роман, состроив жалостливое выражение лица.
– И правильно. Потому что бабуле Иде подарок не понравился.
Роман улыбнулся ей. Улыбнулся не столько потому, что его рассмешили ее реакция и слова, а потому, что эта секунда чистейшего фарса стала первой секундой откровения между ними. Посмотрев на нее, на то, как эта улыбка медленно перелилась в ее карие глаза, на полную решимости осанку и светлую прядь волос, упавшую на щеку, слегка покрасневшую от тепла в баре, он увидел женщину, с которой больше никогда не хотел расставаться. Единственную женщину, которая была нужна ему в тот момент и будет нужна только сильнее с каждым днем упорного отрицания и самоизоляции.
– Ладно, – наконец сказала Теодора. – Я не буду больше спрашивать. Расскажешь, когда сам захочешь.
Наблюдая за тем, как официант ставит перед ней чашку, как она делает глоток, облизывает губы и аккуратно сжимает фарфор тонкими изящными пальцами, Роман проклинал себя. Если что-то и радовало его, так только то, что нечеловеческие муки никак не отражались на лице, а это оберегало Теодору от ненужных мыслей.
– Серьезно, Теодора, извини меня. Веду себя как кретин в последнее время. Сам не пойму…
– Так поездка в Мандал остается без изменений? – спросила Теодора, меняя тему.
– Да, но… – Роман взглянул на нее в замешательстве.
– О, если ты передумал…
– Нет, что ты! – перебил он, не позволив ей продолжить мысль. – Конечно, нет. Просто я был уверен, что ты откажешься.
– Почему ты так решил?
– Тебе нравится, когда я заявляю, что вел себя как кретин, да?
– Совсем немного, – кивнула она с улыбкой.
– Так ты согласна?
– Я уже купила туфли.
Он снова против воли одарил ее взглядом, который говорил непозволительно много. Теодоре показалось, что в баре стало слишком душно.
