Он относился к ним, как к родным внукам, но никогда не давал поблажек. С той самой минуты, как Иштар стала его ученицей и приняла его фамилию, она тысячи раз видела, как наставник мастерски подстраивается под разных людей. Он вёл себя мило и любезно с теми, с кем иначе нельзя было, а силу и острый ум показывал лишь в тех случаях, когда иного выхода не оставалось. Риманн Кроцелл не просто так считался одним из самых сильных чародеев Тель-Ра, и Гримуар Харахти не зря выбрал его много лет назад.
И всё же, несмотря на все узы, связывающие их, несмотря на годы, когда в доме наставника жили только они трое, за последнее время они отдалились. Из-за преклонного возраста наставник всё реже покидал Тель-Ра, на все просьбы, которые ему присылали из внешнего мира, отвечал, что передаст дело в руки молодых и полных сил чародеев. Насколько Иштар знала, довольно часто выбор наставника падал на Занкроу, однако были и другие чародеи, обучавшиеся в академии и у цереров лично.
Иштар же предпочитала странствовать. Пересекать границы стран, в которых никогда не была, изучать языки, которых не знала, и погружаться в культуры других народов. Много лет назад она пообещала себе, что не будет бояться изучать мир, и держала своё слово, из-за чего всё реже появлялась в Тель-Ра и общалась с другими чародеями.
Из очередного путешествия она вернулась всего две недели назад, но до сих пор не решила, куда ехать дальше. Вчера, во время ужина, наставник сказал, что у него есть несколько идей. Он пообещал ей покопаться в старых дневниках, которые вёл во время своих путешествий, и сегодня утром написал, что знает, куда Иштар может отправиться.
Но он не начинал разговор, и Иштар не знала, как напомнить об этом. Ей не хотелось строить планы в присутствии Занкроу. Вполне вероятно, что, узнав об её очередном путешествии, он скажет, что она избегает своих обязанностей, а Иштар совсем не хотела вновь ссориться. Ей куда больше нравилось драться с помощью магии и рапиры.
Наконец наставник, дождавшись, пока Иштар съест первую булочку, посмотрел на неё, сдвинув брови. Она узнала это выражение лица – и насторожилась.
– Если он что-то натворил, – пробормотала чародейка, кивнув на Занкроу, – в суде я не буду защищать его. Сами разбирайтесь.
Занкроу рассмеялся. Иштар насторожилась ещё сильнее. Он смеялся только в том случае, если она ударяла в грязь лицом.
– Моя милая Иштар, – мягко начал наставник, не сводя с неё сосредоточенного взгляда. – Боюсь, мне нужна твоя помощь.
– В чём?
– Если кратко…
– А лучше не кратко.
– Хорошо. Если не кратко, то, боюсь, мы столкнулись с аномалией, которая уже давно не встречалась.
Иштар искоса поглядела на Занкроу: всё ещё улыбался, значит, дело было не таким уж и серьёзным.
– Как ты знаешь, магия редко выбирает простых смертных, – как бы между прочим продолжил наставник. – Ещё реже люди могут должным образом развить её, чтобы стать эгериями или даже чародеями.
Строго говоря, чародеи или эгерии не были отдельной расой. Они могли родиться в любой семье, даже у простых людей, как и магия могла обойти стороной ребёнка, рождённого у двух чародеев или эгериев. Иштар не помнила своих родителей, но знала, что они были людьми, а она родилась чародейкой: с первых же минут жизни её волосы были белыми, глаза – золотыми, а рисунок магнолий белыми тонкими линиями отпечатался на руках и ключице. То же было и у Занкроу: он не говорил о своей семье, но Иштар точно знала, что он родился чародеем, а не стал им.
