Северин пытался забыть это, но не смог. В разговорах Маркуса и леди Аматеи видел тысячи упущенных возможностей, в многозначительных переглядываниях Кейлии и дяди Эйтора – моменты, которые он уже никогда не испытает вместе с матерью.
Он опустил вилку, которая слишком громко звякнула о край тарелки. Тишина будто нарочно охватила столовую именно сейчас. Северин даже услышал, как леди Аматея вздохнула, но не с осуждением, а сочувствием, будто прекрасно понимала его состояние и хотела помочь. Северин в её помощи, как и в чём-либо другом, не нуждался, и потому притворился, что ничего не замечает.
На самом же деле он большую часть ночи не спал, думая о том, что сегодня вновь придётся терпеть присутствие очередной чародейки и притворяться перед ней. Делать вид, что он старается, не разочаровывать новую наставницу, Верховного и короля. Быть послушным и благодарным, ведь дядя так желал найти ему подходящих наставников, боясь, что магия Северина вдруг выйдет из-под контроля и уничтожит его.
«Что за глупости…»
– Ты начинаешь обучение сегодня, милый?
Северин поёжился, услышав обращение леди Аматеи. Он не испытывал к женщине неприязни, как Кейлия, но и не любил её, как Маркус. Аматея всего лишь была фавориткой его дяди, которая, однако, любила обращать к ним, как к своим детям, и показывать заботу, которой на самом деле не было. Это такая же игра, какую вёл Северин.
– Ох, даже не знаю, – ответил он, подперев подбородок кулаком. – Разве я смогу нормально учиться? Моя наставница так прекрасна. Я, наверное, буду всё время пялиться на неё и совсем ничего не запомню.
Леди Аматея звонко рассмеялась, будто Северин сказал что-то смешное. Маркус, которого всё ещё одолевало похмелье, нахмурился.
– Разве она такая красотка? Низкая, как карлик.
– Маркус, дорогой, не нужно судить всех по себе. Церер Кроцелл – милейшая чародейка, – елейным голосом сказала Кейлия.
Леди Аматея, казалось бы, вот-вот могла задохнуться от возмущения, в то время как уголки губ короля дрогнули в улыбке. Северин иногда искренне не понимал: то ли он считал перепалки своих детей милыми, то ли любил, как Кейлия подшучивала над Маркусом.
Со стороны могло показаться, что они близнецы: практически одинаковые овальные лица, тёмно-карие глаза, плавный изгиб бровей, пухлые губы, разве что волосы у Кейлии были немного светлее и более волнистые, а ещё намного длиннее. Волосы Маркуса доходили ему до плеч, и обычно он не собирал их, чем доводил короля до нервного тика. Тот считал, что Маркус всегда должен выглядеть идеально, тогда как Маркус считал, что «идеально» – это проснуться и не обнаружить, что его прекрасную шевелюру, которую он так любил, случайно состригли, да ещё и неровно.
– А ты уже влюбилась? – нашёлся с ответом Маркус, проигнорировав предостерегающий взгляд матери.
Та сидела по левую руку от короля, сын – рядом с ней, напротив Северина. По правую же руку от короля расположилась Кейлия, и даже в таком, казалось бы, простом выборе мест было видно, насколько король выделяет дочь. Она всегда была его любимицей, что проявлялось даже в мелочах.
– О, конечно. Безумно влюблена в церер Кроцелл, – сухо ответила принцесса. – Мы с Северином, должно быть, перегрызём друг другу глотки, лишь бы первыми пригласить её на свидание. Верно, Северин?
Он нахмурился, лишь на секунду растерявшись.
– Перед тобой церер Кроцелл точно не устоит, так позволь мне хотя бы попытаться очаровать её.
