Ожидая, что в любой момент меня могут остановить, я медленно дошла до кромки. Полуденное солнце освещало озеро до самого дна, в толще воды резвились стаи мелких рыб.
— Все, что за нашими спинами, шиссаи сохранили благодаря вам, — раздался голос, который я меньше всего хотела услышать.
Он подошел сзади совсем неслышно. Как настоящий разведчик.
— Снова следите за мной? — скрестив руки на груди, я повернула голову и встала полубоком, чтобы видеть собеседника.
— Я ведь обещал, что отныне не спущу с вас глаз.
Гром, как обычно, был сосредоточен и хмур.
— Мне льстит, что один из лучших боевых магов континента признает мои способности, — я невесело усмехнулась и пнула камешек носком ботинка. Он проскакал и плюхнулся в озеро, запустив серию кругов.
Мы стояли рядом и, могу поспорить, думали об одном и том же. Заново переживали день, который едва не стал для нас обоих последним.
— Может, вы просто следите, чтобы я не утопилась с горя?
Глубоко внутри сидело недостойное желание поддеть Грома. Физически и магически мне его не одолеть, остаются только слова.
— Сколько вам лет, госпожа Мирай? — спросил он вдруг, проигнорировав мой вопрос.
Я вскинула удивленный взгляд.
Хочет услышать ответ, а потом заявить, что я веду себя как глупая малолетка?
Ах, конечно, Гром спрашивает не из праздного любопытства. Всем известно, что магический источник растет до двадцати пяти. Грубо говоря, что ты успел наработать в молодости, с тем и живешь до старости. Вот и интересуется на всякий случай.
— Двадцать два.
А он взял и опять меня удивил:
— Это правда, что вас отправили на войну ребенком?
— А с вами разве не так было? Все мы… — я запнулась и поморщилась, будто от этих слов на языке разлилась горечь, — …все мы дети этой проклятой войны.
— Дети? — он невесело хмыкнул. — Я бы сказал, пасынки.
Гром меня понимает?
Мы замолчали, глядя друг другу в глаза. Как звери, которые еще мгновение назад скалились, а потом внезапно замолкли, учуяв родство.
Его левая бровь поползла выше, и шрам над ней стал более явным. На виске запульсировала голубая жилка, черты заострились, взгляд стал глубоким, как то озеро за нами.
— Пожалуйста, не нужно продолжать.
Не могу говорить с ним об этом. Говорить о себе и слышать о нем — ни к чему. Это лишнее. Ведь чем выше между нами стена, тем спокойней.
— Хорошо. Но я пришел к вам не за этим. Я признаю, что был не прав у древа желаний, и приношу свои извинения.
Я сперва решила, что он шутит, но в холодных глазах Грома не было ни капли веселья.
— Хорошо, что вы это признаете.
В таком духе я могла говорить с Искеном или Рэйдо, а вышестоящим дерзить не имела права. Все-таки он — генерал.
— Если вы разговариваете подобным образом и с господином Сандо, то я не удивлен, что глава рода отдал вас без боя.
Прежний настрой его смазался. Гром скрестил руки на груди и взглянул на меня так, будто больше всего на свете мечтал открутить мне голову. Слова извинения дались ему нелегко. А я, вместо того чтобы принять их с распростертыми объятиями и слезами на глазах, огрызнулась.
И все-таки сейчас в его взгляде не было той ненависти и горячечной ярости, что испугала меня два месяца назад.
Но порой отступление — лучшая тактика.
— Вы злорадствуете над женщиной, которую бросили в стан врага?
Ага, отступление. Говорил же Искен: «Не нарывайся». Но жизнь меня ничему не учит. Если молния вскипела в крови, не успокоюсь, пока не выпущу пар.
