Сон действительно помог Паше успокоиться. В его душевной жизни было местами даже радостно и только нарастало настроение послушать какую – нибудь альтернативную музыку. Он подходил к столу, где лежали музыкальные провода и вдруг мгновенно переменился в бледный человеческий объект. Его поджидали воспоминания от того, что из – за этих наушников произошло накануне. Паша еще детской лихостью вскипел, отрыл в своих канцелярских баночках ножницы и резкими сжатиями разрезал наушники. Затем он собрал их отрепья и скинул их с окна. Гнев достигал в его сердце критического предела.
Иногда его секундно заглушал отголоски уже прогретого майского воздуха и усиления запаха спелых груш. Солнечное сияние лечило душу Паши.
Утро продолжалось. Паша вплотную подошел к своей двери и прислушался – вроде бы было тихо. И это являлось логичным, потому что пожилым людям необходимо спать дольше, особенно в сухие, жаркие дни.
Паша аккуратно приоткрыл дверь и зашёл на кухню. Там взял кувшин с водой, граненный стакан и пачку пряников. Он притащил эти запасы на завтрак в комнату и молча начал их есть. Паша предполагал, что он сможет наестся этим на весь день и просидеть с книжками в комнате до завтрашнего школьного утра.
Сидел с книгой час, два, три. Природное солнечное конфетти сменилось на затянутое небо с всего лишь мелкими отблесками лазури на небе. Совсем скоро должен был начаться дождь. В квартире началось оживление. Ушным раковинам был слышен хруст пузырей блинов, которые только что родились на раскаленной сковороде. Рррррум… На небе послышались дебютные толчки грома. Пронизывающий прохладой ветер синхронно окатил и комнату Паши и кухню бабушки. Затем включился телевизор с бесполезным утренними программами. Пашу не веселила обыденность, которая раньше вызывала многочисленные выстрелы эйфории. Он ждал звуков от дедушки и продолжал читать. Ожидание может уничтожать не только мудрых взрослых, придумавших эти фразы, но и детей. Фирменных дедушкиных звуков намывания аквариума и бесконечной нарезки вареной картошки для окрошки не было слышно. Паша втыкал нож вины в себя все сильнее: «Я знаю, что сломал дорогое чужое».
Был уже обед. Книга про путешествия француза в Южной Америке, хоть и переливалась манерным слогом и диалектами многочисленных диковатых персонажей, но теряла притяжение чувств мальчика. Где же дедушка? Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы он не обижался!
Вдруг дверная ручка опустилась вниз и в уже обветренную комнату зашла бабушка. В ее руках было две сотни и сложенные вдвое пакет.
– Паш, сходи, пожалуйста в магазин. Я тебе список на стикере написала.
– Там же дождь сейчас начнется?
– Так ты – то шустрый. Пулей летаешь.
– Хорошо.
Паша осторожно вышел из своей комнаты и сверкнул в сторону комнаты дедушки – его дверь была плотно закрыта.
– Он еще спит что – ли?
– Да не знаю. Ты вот сейчас уйдешь я загляну к нему. Обычно в это время он обычно на рынок едет к монеточникам своим.
– Ну ботинки его тут.
– Так, ладно, иди уже в магазин, а то и правда дождь хлынет.
Железная дверь хлопнула, бабушка вернулась на кухню, сложила блины в единую стопку на тарелку, отключила жужжащий телевизор и пошла в комнату дедушки. При входе она увидела сильно задумчивые, неторопливые шаги. Он ходило с тряпкой и оттирал дверцу шкафа.
– Что в такой, меланхолии ходишь?
– Сама знаешь.
– Бестолковый ты! Корчишь только умника из себя. Ты будешь презирать родного внука из – за пластиковых машинок.
