Гроздья Рябины - страница 5

По такому случаю Герке купили костюм, первый в его жизни, серый, как старая мышь. Было не до выбора, костюм висел на тощем Герке, как на вешалке, в брюки можно было бы всунуть двоих таких, как он. Мама три дня ушивала, подшивала, подгоняла, но все равно Герка чувствовал себя неловко и скованно в пиджаке с накладными, торчащими вверх плечами, нелепо топорщившимися лацканами. Вот вызовут его на сцену школьного актового зала с торжественным столом, покрытом красной скатертью, как лучшего выпускника, и будут говорить хвалебные слова, а он в этом нелепом, неловком мышином костюме будет краснеть и бормотать что-то невразумительное. “Что я там должен буду сказать?” – мучительно думал он и не находил ответа.

– Итоги выпуска: – сухо сказал директор, – серебряную медаль получила Эльза Ергиева (жидкие аплодисменты), к сожалению, она единственная в выпуске.

Директор сделал паузу, роясь в кипе аттестатов, и пауза повисла в воздухе. Герка почувствовал оглушительную тишину и пустоту внутри себя. На сцену поднимались его одноклассники, директор их поздравлял, вручал, но это было как в немом кино. Выкрик “Вернер!” разрушил тишину, но Герка не пошевелился. Он не мог идти на это позорище, ноги не несли.

– Вернер! – еще раз сказал директор, обведя зал глазами, – ну, ладно, передайте…

Потом была неофициальная часть, родительский комитет постановил устроить вскладчину бал для своих уже взрослых выпускников. Расставили столы, на столах стояли закуски… и красное вино. Председатель родительского комитета Томилина, она заведовала продовольствием в городе, выдержала бой с директором.

– Ну, ладно, – сказал Денис Евстигнеевич, школьная кличка “Денис”, – на Вашу ответственность, только чтобы никаких инцидентов!

Почему-то никто не подошел к Герману, не посочувствовал, не похлопал по плечу. Только несколько косых взглядов. “Ну да, конечно, – понимал он, – они все радуются, торжествуют, а я…. А может быть, они все заранее знали, только скрывали от меня? Ну и пусть! – пришла ему в голову утешительная мысль. – Ну и пусть! – упрямо пульсировало под черепной коробкой.

Пустоту внутри нужно было чем-то заполнить. Он налил полный стакан вина, выпил. Стало немного легче. Играла музыка, Володя Кострицын кружился в вальсе с Евгенией Самойловной. После второго стакана стало хуже. Пустота внутри оставалась, но его стало мутить. Он потихоньку выбрался из-за стола, шел по полутемному коридору, вот дверь в какой-то пустой класс, там было тихо и спокойно, он сел за парту, и парта под ним поплыла, покачиваясь в темноте.

– Подвинься! – кто-то тяжело опустился рядом с ним, положил тяжелую руку на плечо. Это был “Денис” – обожаемый им учитель физики, директор и тайный пьяница.

– Сиди, сиди. Что, перебрал немного? Обиделся? Понимаю, обидно. А ты плюй на всех и не сдавайся! Ты способный, ты прорвешься, обязательно прорвешься!

В шестнадцать лет раны и ушибы заживают быстро, и Герка успокоился. Он пойдет по стопам старшего брата – завод и заочный институт. Он будет простым рабочим пареньком. Таким, как все.

ОН БУДЕТ ТАКИМ, КАК ВСЕ.

Он устал от необходимости быть всегда первым и лучшим, быть образцом. Он устал от собственной необычности, непохожести. Точно урод о двух головах!

Рабочим пареньком, в промасленной телогрейке и кирзовых сапогах, штаны стоят коробом, фуражка лихо заломлена на ухо, штангенциркуль за поясом, как кинжал, Герка проработал два года. Зато ночами, когда в их тесной мазанке на Первой Загородной улице все ложились спать, он испытывал