Группа продленного дня - страница 27

Аня даже прокручивала в голове возможные диалоги.

– Он тебе изменяет?

– Нет.

– Он тебя бьет, унижает?

– Нет.

– Он мало зарабатывает?

– Много.

– Тогда в чем дело?

– Мне плохо рядом с ним.

– Но почему? Что не так?

– Он не говорит со мной о чувствах.

Здесь Аня представляла себе лицо собеседника: оно, скорее всего, выражало бы недоумение и сомнение в ее адекватности. Вероятно, будь на месте Ани другая девушка, ей было бы плевать на выражение лица собеседника, но Аня Тальникова страдала одной очень опасной для жизни зависимостью – зависимостью от мнения окружающих, и чтобы не выглядеть в их глазах странной, «не такой», постоянно подгоняла свои чувства под принятые ими ГОСТы на эмоции. Так ей было спокойнее. Безопаснее.

Никто не сможет осудить тебя за «не те» ощущения, если ты будешь строго контролировать их и тщательно проверять на «нормальность», прежде чем публично испытывать.

Аня усвоила это правило еще в начальной школе, когда одноклассники посмеялись над ее слезами из-за «четверки» за диктант. В тот момент она почувствовала себя глупо, особенно после того как соседка по парте громко фыркнула и со снисходительной усмешкой бросила: «Нашла из-за чего плакать! У меня вообще тройка с минусом, но я же не рыдаю». Ане было обидно: она так старательно готовилась, но из-за невнимательности допустила несколько нелепых ошибок – поэтому ей казалось, что она имеет право расстраиваться. Реакция одноклассницы заставила посмотреть на свои эмоции по-другому. Очевидно: есть те, кому хуже. (Подумаешь – «четверка».)

С тех пор Аня стала пристально следить за проявлением своих чувств, и чем чаще делала это, тем больше сомневалась в их правильности. Доходило до того, что она смеялась над шутками, если над ними смеялись все, даже когда не видела в них ничего забавного. Вот и сейчас ее внутренний ребенок – девочка, которую засмеяли за «неадекватную» реакцию на «четверку» – сверялся с компасом общественного мнения, а он показывал, что она не должна быть недовольна своим мужем.

Аня осторожно огляделась: что сказали бы все эти люди, если бы узнали причину, из-за которой она так сильно переживает?

Слева от нее, ненавязчиво наблюдая за барменами, официантами, диджеем и гостями, то и дело окидывая взглядом лофт, словно сканируя атмосферу праздника, танцевала Пати. Она, скорее всего, посоветовала бы подумать о том, что в мире осталось не так много нормальных мужчин, чтобы уходить от одного из них по причине отсутствия разговоров о чувствах, и добавила бы: «Заведи себе любовника-философа и говори с ним сколько захочешь, но рушить брак с таким идеальным мужчиной, как Глеб – глупость».

Рядом с Пати, нервно поправляя оборки на платье и глядя на Олега глазами, полными преданности и любви, смущалась Женя. Аня плохо ее знала, но предполагала, что та расценила бы подобные претензии к мужу как каприз избалованной эгоистки.

Чуть поодаль, в открытую рассматривая парней без пары (а иногда и несвободных), показательно сексуально двигалась их с Дашей бывшая однокурсница, уже давно мечтающая выйти замуж. Она, наверное, удивленно посмотрела бы на Аню, а потом закатила бы глаза и с осуждением пронесла: «Да как ты можешь вообще жаловаться и не ценить, что имеешь? Тебе очень повезло с мужем – ты ”спасибо” скажи!»

Напротив Ани, время от времени щелкая пальцами, на полусогнутых ногах крутила попой Даша. Пожалуй, единственная из всех, кто смог бы ее понять. Тем не менее не до конца. Вероятнее всего, если бы она узнала, что подруга несчастлива в браке настолько, что почти каждый день плачет, когда остается одна, даже не стала бы выяснять причины этого, а сказала бы только одно слово – «разводись», и через секунду недоуменно спросила бы: «А в чем проблема-то?» Тогда Аня попыталась бы ей объяснить, что боится критики окружающих в случае развода по столь глупой – «он не говорит со мной о чувствах» – причине. На это Даша снова бы коротко ответила: «Плевать на всех! Это