Вдруг она встрепенулась и выпрямилась на скамейке. «Что это со мной? Вот еще новости – совсем раскисла!» Она достала из сумочки пудреницу, круглое зеркальце. Ну, конечно! В письме назначила на танцевальной площадке, а сама ушла куда-то в закоулок! Она пудрилась торопливо. Наверное, давно уже пришел и ждет. Удивляется – почему нет?
Она встала, чтобы идти на площадку, и вдруг увидела тень, выдвинувшуюся из кустов на аллею. Тень была в кепке. Сердце застучало часто и нервно. Клавдия прерывисто вздохнула, но виду не показала – пошла себе потихоньку, будто ничего не заметила. Шаги нагоняли ее. «Нашел и здесь, – подумала она с благодарной нежностью. – Нашел все-таки…» Ее плеча осторожно коснулась рука. Клавдия остановилась, ждала затаив дыхание, покусывая липовый листок.
– Клавочка!
Это был голос Чижова! Она шагнула вперед, резко выдернув плечо из-под его руки. Чижов забежал сбоку.
– Я думал, вы сегодня не пришли. Нигде нет. Я уж искал, искал…
– Да? – холодно улыбнулась Клавдия. А сама думала в смятении: «Вот еще не хватало! Не дай бог, увидит Мишка!.. Да еще в таком месте… Одних!..»
– Клавочка! – повторил Чижов. Он волновался, потирал руки. От него шел густой запах парикмахерской, волосы гладко и постно зачесаны; новая рубашка в клеточку, новые черные брюки – словом, вид у него был торжественный. – Присядем на минутку.
Он потащил ее к скамейке. Она села неохотно, с одной мыслью: «Поскорее бы… Что ему надо? Вдруг Мишка?..» Вздыхала, вертелась, оглядывалась. Чижов молчал. Клавдия покосилась. Все очень странно.
– Так вот, – начал он. – Дело в следующем… – И опять замялся.
А Клавдия уже догадалась и похолодела в смятении. Только этого не хватало!
– Я очень спешу… – Она привстала, но Чижов схватил ее за руку, удержал на скамейке. Тоскливо замирая, Клавдия подумала: «Сейчас, вот сейчас!..»
Чижов бухнул, как в пруд головой:
– Я на вас жениться хочу.
– О-ох! – застонала Клавдия. У нее даже слезы выступили на глазах, до того ей было нехорошо.
Чижов сильно засопел, потянулся к ней. Она отодвигалась по скамейке все дальше к самому краю.
– Не надо! – торопливо говорила она, перехватывая его руки. – Слышите, говорю же, не надо… Ну, прошу же! Ну что вы! Не надо! – Она вскочила, прижалась к шершавому стволу липы.
Электрический свет, пробивая листву, падал на ее шею, на голые руки, покрытые матовым теплым загаром. Чижов недовольно ворочался на скамейке – все шло не так, как он думал, все по-другому, с каким-то вывертом. Он предполагал в Клавдии больше выдержки, деловитости.
– Клавочка, вы, может быть, думаете, я в шутку? Я серьезно.
Клавдия услышала хруст песка и сказала не оборачиваясь:
– Не надо. Не подходите.
– Позвольте, – обидчиво сказал Чижов, дыша ей в спину. – Я ведь не какой-нибудь. Я не какой-нибудь там алиментщик и так и далее. Я вам предлагаю руку и сердце. Вы, кажется, слышали. Русским языком было сказано.
Он уже почуял неладное и встревожился.
Клавдия пожалела его, а себя почувствовала виноватой.
– Я очень извиняюсь, – мягко сказала она. – Очень извиняюсь. Вы не обижайтесь, но я не могу. Очень досадно, что все так вышло. Но я не могу…
Он слушал молча и вдруг вскрикнул, как человек, напуганный спросонья.
– Что? Что?.. То есть как? – забормотал он обрывисто и торопливо, прижав ладони к груди. – Что это «не могу»? А?! Это что такое «не могу»? А?
– О господи! – воскликнула Клавдия с мукой в голосе. – Ну, не могу! Сказала ведь – не могу! Чего же спрашивать! Не могу! Не могу! Не могу!.. – Она быстро пошла по аллее, твердя все время: – Не могу. Сказала ведь! Ах ты, господи! Не могу!..
