ГруЗдь моего настроения. Рассказы и миниатюры - страница 26
Темнота.
Ветер воет как птица. Иногда переходит в плач младенца. Паяльная лампа лежит рядом со свиной тушей. Кругом кровь – свиная и человеческая. Мистика.
Растопить бы печку углем, выпить теплого вина. Да не до того. Дрова привезли сырые, осина. В голове одно – как согреться и добраться утром до планерки в отделе в трезвом виде. В подвале моего домика у старых хозяев коптильня мясная была. По ночам крысы копошатся, спать не дают. И свинарник соседский им дом родной. Там, где свиньи, всегда и крысы – закон.
Ольга решила в будущем году вернуться домой в Саратов, черт с ней. Нужно бы пару-тройку хороших котов завести. Крысоловов по наследственности. Такие тут водятся. Знаю.
А женщина появится, не сомневаюсь. Будет уют, будет и женщина. Кошки и женщины всегда появляются вместе с уютом.
Время шло. Я и поселок мирились друг с другом. Иногда ссорились. Пытались ужиться.
Я много пил, пропадал на работе. Научился раскрывать преступления. Научился отказывать в возбуждении уголовных дел. Помогла любовь к литературе. Умело отказать – это сочинить правдоподобную историю для прокурора. Все оперативные хитрости прокурор знает, потому приветствует оригинальные формулировки в отказном материале. Например: в поселке неоднократно видели лису. Пытались поймать. Не вышло. Через неделю списываешь кражу кур у местных старушек на мифическую лису. Доводилось «работать» и с чупокаброй. Прокуратура излишнее литературное рвение не одобряла. Лиса – ладно. Но не сказочная чупокабра. Так и до призраков замка можно дойти. Прокуратура в призраки не верит.
Но чтобы и лиса мифическая подтверждалась двумя-тремя свидетельствами местных охотников. С этим проблем не было. С кем пьешь, с тем и договариваешься.
Майор Кувшинников раскрывал преступления, не выходя из запоев. Набирал ящиками водку паленую, конфискованную, пил с местными мужиками, в пьяных разговорах всплывала бравада уголовная. Кто-нибудь что-нибудь болтал. Кувшинов пил, но память не терял.
Такие раскрытия считались высшим пилотажем в работе оперативника. На казенном языке – оперативная разработка. Когда своими ногами бегаешь по свидетелям – на ранг ниже. Личный сыск. Но и это приветствуется. Пока бродишь по людям, вскрываются прежние преступления, как плохо спрятанные секреты. Приходит весна, снег уползает в землю, остаются «подснежники», то есть открываются тайны.
В феврале снега не было. Продолжал поливать сверху холодный дождь. Белые хлопья иногда пробивались, тут же смешивались я грязью, таяли…
Накануне восьмого марта ночью раздается стук в дверь. В сон проникает уже не стук, а грохот – явление гротескное, фантастическое, стихийное. Кошмары в поселке – привычное дело. Другая земля, другие люди, другие сны. Короткие, яркие, выпуклые, резкие.
– Выходи, Иван, у нас труп возле школы.
Серая «буханка» коптит арочное перекрытие дома, двери машины нараспашку, из автомобильного радио булькает веселая музыка. Сержант пьян, но на ногах держится. Мой водитель – Костя, зять соседа Франца Адамовича. Парень крепкий, двужильный, крестьянского типа.
– Возьми у тестя стакан. Продрог с этими осиновыми дровами, – недовольно отвечаю. – Береза нужна. Осина коптит, дымоход забивает, а жару нет.
– Баба тебе нужна, а не береза, – язвит сержант. – Одевайся, стакан принесу. И хлеб с салом.
Форму я не ношу. Оперативный состав. Всегда в штатском. И слегка под хмельком – только так можно оставаться своим в богом забытом месте. Кругом леса, слева – граница, справа – трасса до областного центра. Половина местного населения из